— Зачем ты здесь, а? Ты отсюда уходи! Совсем уходи, понял?
— Куда ж мне уходить? — печально ответил Димка, поняв, что матери здесь нет. — Это мой дом…
Незнакомец помолчал.
— Как твой? Совсем твой?
— Ну да, — сказал Димка. — Мой! Тут я живу! И мама…
Мимо солдата Димка медленно прошел в комнату. Чемодана не было, на полу белел листок. Димка поднял его. Несколько слов: «Немедленно на пристань! Я — на «Калинине»!»
Сам не зная, зачем он это делает, Димка медленно открыл шкаф. На вешалках висели платья матери, рядом — вещи отца. Димка прижался щекой к платью, спрятал лицо в мягком шелке.
— Не надо, а? — попросил его военный. — Зачем? Совсем не надо! — Он повел Димку, как маленького, за руку, на ходу приговаривая: — Сейчас кушать будем, да? Ты кушать хочешь, а?
Димка ел, давился слезами, а узкоглазый солдатик, вздыхая, смотрел на него и покачивал головой.
Стрелковая рота, в которой осталось около полусотни бойцов, готовилась к обороне Димкиного дома. В подвале разместили раненых, возле которых копошилась девушка-санитарка. Сюда же узкоглазый солдатик привел и Димку, сказав серьезно:
— Тут твое место, понимаешь? У нас каждый человек на счету.
— Не! — тихо ответил мальчишка, нахмурив брови. — Я — у окна! Как все!
— Это ты не говори! — отрезал солдатик. — Это не надо! Как я сказал, так и будет, понял?
— Командир какой! — пробормотал Димка.
— Командир! — кивнул тот, а усталая санитарка сказала Димке:
— Ты не ершись, парень. Ему передал командование лейтенант Иванов. Перед смертью передал. Понял? Так что запомни: командир роты сержант Урузбаев!
— Точно! — щурил зоркие глазки сержант. — А ты — рядовой боец Димка!
— Тогда винтовку дайте!
Урузбаев почесал затылок и пообещал, быстро уходя из подвала:
— Ладно, дадим, дадим, потом! А ты пока тут…
— Ну чего стоишь? — сердито спросила растерянного, подавленного Димку девушка, ладная, молоденькая, коротко подстриженная, в гимнастерке и юбке защитного цвета. Ремень туго перехватывал тонкую ее талию. Глаза девушки то и дело закрывались: видно, сил у нее не осталось. — Чего стоишь? Думаешь, раненым удобно на голом полу лежать? Тащи матрацы, перины, одеяла!
— Откуда? — хмуро уставился Димка.
— Господи, какой ты!.. Из квартир, конечно! Ну, давай живей!
Димка, вздохнув, побрел выполнять приказание. Начал он со своей комнаты, собрал все с постели, и комната сразу сделалась голой, сиротливой…
Раненых уложили на мягкое, и они немного повеселели. Потом Дина, так звали девушку, показала Димке, как разрезать простыни на узкие полоски, чтобы готовить из них бинты. Потом погнала за водой, пока какой-то немолодой красноармеец не проворчал сердито:
— Дай передохнуть парню! Совсем ты его заездила!
— Ладно, передыхай! — разрешила Дина. — Только далеко не убегай. — И улыбнулась через силу, показав белые ровные зубы.
«Красивая, — подумал Димка. — Как мама». И сразу опустились руки, горько стало во рту.
— Сынок, помоги-ка, — попросил его тот же пожилой красноармеец. Он сидел у стены с забинтованной правой рукой и левой пытался свернуть самокрутку. Пальцы не слушались его, и он посмеивался над собой: — Вот младенец, никак не приспособлюсь.