Скатившись к слуховому окну, он прыгнул на чердак, выскочил во двор, полный дыма и огня. Все здесь, казалось, было сметено. Тяжелая фугаска разворотила угол флигеля и, не разорвавшись, ушла в землю у самой стены. Горел грузовик, возле него лежал ополченец, силясь подняться. Руки его подламывались.
«Сейчас рванет!» — подумал Димка, глядя на торчащий из-под обломков стабилизатор бомбы.
Ополченец пополз, оставляя за собой кровавый след. Димка, чувствуя смертный холодок на спине, подбежал к нему и, ухватив под мышки, надсаживаясь, поволок подальше от грузовика, от бомбы.
— Сюда, хлопец! — крикнули ему с улицы.
Кто-то подхватил ополченца, положил его на повозку. Туда же втащили и плохо соображающего Димку. Повозка загромыхала. Ополченец слабо стонал.
Наконец повозка остановилась. Пахнуло прохладой с реки. Димка выбрался. Над рекой кружили «мессеры», бомбя баржи и пароходы. На берегу собрались повозки и машины, с которых ополченцы и девчонки-санитарки снимали раненых и тащили их в ближние воронки и щели.
— Димка! — окликнул кто-то, и мальчишка увидел Юльку, вернее, одну ее голову, торчащую из воронки. — Димка! Разве ты не на пароходе? Разве без матери? А она уехала! Ей сказали: ты уже на том берегу!
— Где мама? — схватил Димка соседку за рукав. — Где? Говори толком!
Но толком Юлька ничего сказать не могла — только таращила глаза и охала. Наконец пробормотала:
— На «Калинине» она… Во-он он… Там семьи, дети переправлялись…
Димка во все глаза смотрел на реку. «Мессеры» улетели, но из-за тракторного ударили по реке орудия. От первых же снарядов пароходик загорелся, его завертело, понесло на мель. Вот он врезался в песок, накренился, и по нему ударили из пушек и пулеметов. Видно было, как люди стали прыгать в воду, плыли среди разрывов и огня. Волга горела.
Тихо стало на берегу. Юлька плакала позади Димки, с трудом выговаривала:
— Ой-ой, горе какое… Детишки там…
— Мама… — прошептал Димка. — Мама!..
— Ну-ну, чего, чего ты! — бормотала Юлька, гладила его по вздрагивающим плечам. — Может, и не уехала она вовсе, может, дома! Может, я обозналась! Чего реветь-то!
И зубы ее стучали.
Скоро от пароходика остался один обгорелый, исковерканный остов.
— Бежи домой! Бежи! — толкала его Юлька. — Может, она там, может, там дожидается!
К ОРУЖИЮ, СТАЛИНГРАДЦЫ!
Димка бежал… Смоленская улица лежала перед ним в руинах и черных проплешинах пожарищ. Только что отгулял по ней огненный вихрь, оставив дымящиеся груды развалин. Там, где были недавно дома, зияли глубокие воронки. Обломки мебели, изрубленные, переломанные деревья разбросаны по улице, перемешаны с землей. От старой школы, где жил Васька, остались только черные закопченные стены да груды битого кирпича возле них. Здание новой школы уцелело. Чудом уцелел и Димкин старинный приземистый дом, хоть взрывной волной и выбило окна да стены сделались рябыми от выбоин, оставленных осколками.
Димке показалось, что в окне второго этажа мелькнула чья-то тень. Он бросился наверх. Навстречу ему шел по лестнице невысокий военный с нерусским узкоглазым лицом. Увидев запаленного мальчишку, он нахмурился, спросил певуче: