— А при чем здесь ты? — Вместо улыбки у Ксюши получился жалкий оскал. Она старалась мысленно заклеить пластырем не только свой рот, но и глаза, потому что они предательски наливались слезами, вообще было бы отлично обмотать липкой широкой лентой себя всю, стать неподвижной, бесчувственной мумией.

— Может, я должна была сообщить тебе это там, в больнице, когда мы виделись в последний раз? Но, во-первых, вокруг было много народу, в том числе твоя роковая брюнетка, во-вторых, ты меня даже не заметил, а в-третьих, я пришла договариваться об аборте, и если бы там не было толпы студентов с тобой посерединке, то договорилась бы. Дай мне телефон, надо узнать, почему задерживается такси.

— Все нормально с такси. Не дергайся.

— Что значит — нормально?

— Пока ты кормила Машу, я позвонил на фирму и попросил, чтобы машину прислали часом позже, в половине первого.

— Зачем?

— Затем, что надо поговорить. Я не мог сразу, мне необходимо было раскачаться. Я слишком долго ждал этой нашей встречи, произносил про себя длиннющие монологи, горячие и убедительные. Когда ты позвонила сегодня и сказала, что ребенку три месяца и две недели, я все подсчитал и жутко разволновался. Ты сколько угодно можешь врать самой себе, но мне не соврешь. Конечно, пятикомнатная квартира и прочие прелести — это весомо, зримо, конкретно. Но наркотики — это еще конкретней. Однако дело совсем в другом. Даже если бы твой Солодкин был трезвейшим, добрейшим, порядочнейшим человеком, все равно, Маша — моя, а не его дочь. И ты всегда, всю жизнь будешь об этом помнить. Ты не любишь его, тебе с ним не просто плохо, тебе страшно. Ты боишься, что рано или поздно он посадит тебя на иглу.

— И что дальше? — тихо спросила Ксюша.

— Тебе решать. Чтобы было все окончательно ясно, скажу: мне никто, кроме тебя и Маши, не нужен. Твое право не верить. В каждой из девиц, которая была со мной потом, я пытался увидеть тебя. Правда, не сразу самому себе сумел признаться в этом. Все получилось банально до тошноты. Я привык к тебе за десять лет школы. А потом, в академии, столько новых красивых девушек, ну прямо глаза разбегались, мне показалось — так не бывает, чтобы только ты, с первого класса и на всю жизнь. Надо попробовать что-то другое. Попробовал. Не понравилось. В общем так. Я тебя люблю и жить без тебя не могу. Хорошо слышала? Больше повторять не буду.

— Что? — Ксюша сморщилась и приставила ладонь к уху. — Я не слышу. Повтори!

— Жить без тебя не могу, — прокричал он шепотом, смешно открывая рот, вытягивая губы.

— Все равно не слышу! — Ксюша помотала головой.

— Я тебя люблю!

Когда они прощались у такси, Ксюша пробормотала:

— Если нам с Машей уходить оттуда, то только голышом.

— Ничего, — улыбнулся Митя, — знаешь, у Александра Дулова песенка такая есть: «Ай-ай-ай, а я нагая с окон падала, меня милый подбирал».

Рыжая Лариса успела шагнуть к Фердинанду и выстрелить ему в голову. Так велела мама Зоя. Первый выстрел в грудь, второй, контрольный, в голову. Пистолет шестизарядный. Стрельнуть в ментов можно трижды. Последний патрон — для себя. В каком фильме такое было?