— Вот, взгляни!

С фотографии на Плетнева смотрела угрюмая, исцарапанная и покрытая синяками физиономия. Плетнев взял снимок, посмотрел и сказал:

— Ну и морда. Он что, работал боксерской грушей?

— Да нет, просто ребята слегка перестарались при задержании. Ну, в жизни-то он выглядит поцивильней. И физиономия у него сейчас не такая растерзанная. Остался только шрам на губе, про который говорила ваша девушка.

Антон снова вгляделся в снимок. Всклокоченные волосы, одутловатое, конопатое лицо.

— Как, говоришь, его зовут?

— Дмитрий Алексеевич Шепотинник.

— Кличка Шепот? Щеткин покачал головой:

— Нет. Кличка у него была Рыжий. Думаю, этого «Шепота» он для Маши придумал. А что, кликуха забойная и звучит зловеще. Не то что просто Рыжий.

— А придумать что-нибудь, не похожее на фамилию, фантазии не хватило?

— Видимо, да. В любом случае это нам на руку. Будь у Шепотинника-Шепота побольше фантазии, мы бы не установили его личность с такой легкостью. — Петр вздохнул. — И сейчас-то непонятно, где его искать. Он вышел на свободу около года назад. Одно время жил у матери, но полгода назад съехал. Куда — не сказал. Ищи-свищи теперь ветра в поле.

— Он по мокрухе проходил?

Щеткин покачал головой:

— Нет. Мошенничество. Искатель приключений. Одно время промышлял, входя в соглашение с этническими бандами. Выполнял для них всякие поручения. В качестве «белого человека», которого можно отправить на переговоры, ну и все такое.

— Если он — мошенник, то как он решился на «мокрое» дело?

Щеткин вздохнул и пожал плечами:

— Поди знай. Скорей всего, все получилось случайно. Выпил, стал приставать. Девчонка сопротивлялась, ну, он и ударил ее заточкой. Как говорится, не рассчитал. Потом увидел, что натворил, и смылся, оставив девушку истекать кровью. Думаю, сейчас он заляжет на дно. Так что шансов найти его в ближайшее время у нас почти нет.

— Ты даже пытаться не будешь? — угрюмо спросил Плетнев.

— Ну, почему же? Я уже связался с агентами. Если он где-нибудь всплывет, мы, скорей всего, узнаем. Больше я ничего не могу сделать.

— Ясно. Что еще?

— Еще? — Щеткин откинулся на спинку кресла. — А еще мы опросили соседей. Один из них видел пару раз, как из дома выходил «узкоглазый». Так он выразился.

Плетнев подался вперед.

— Он описал его внешность? Щеткин махнул рукой:

— Какое там. Для него все «узкоглазые» — на одно лицо. Что казах, что узбек, что японец.

— Ну, а возраст? — не терял надежды Плетнев. Однако Щеткин и на этот раз отрицательно покачал головой:

— Не определил. Спрашиваю — молодой? Отвечает: да. А может, старый? Подумал и опять кивает: да, может быть.

— Н-да, — задумчиво пробормотал Плетнев. — Значит, Маша не ошиблась и действительно слышала японскую речь. Выходит, Рю убили свои?

— Может быть, — кивнул Петр. — А может быть, и нет.

— Ты прямо как тот мужик, — недовольно заметил Антон. — «Может, старый, а может, молодой». Это все, что удалось узнать?

— Пока да.

Плетнев поднялся со стула.

— Ладно, Петь, спасибо.

— Как там Александр Борисович?

— Держится.

— Скоро ты его вытащишь?

— Скоро, Петь. Наши опера уже пасут того мерзавца, который может предоставить Сане алиби.