– Вы пытаетесь таким образом меня взбодрить?

– Я говорю без обиняков, – ответил профессор. – Вселенная не совершает ошибок.

Я подумал о своем периодически повторяющемся сне про беговую дорожку. Мне полагалось умереть в Сирии, а не жить в теле, от которого осталась только половина.

Я недобро усмехнулся.

– Ложь во спасение – всё равно ложь.

Ондивьюж немного помолчал. Я чувствовал: он мысленно выстраивает аргументы для следующей атаки, придумывает, что бы такого вдохновляющего сказать, чтобы я вытащил свою задницу из постели. Не выйдет. От меня ничего не осталось.

– Помнишь наш последний разговор? Я назвал тебя бегуном, поэтом и воином.

– А теперь я не первое, не второе и не третье, – отрезал я. – Я не могу бегать, не могу писать, и мне не за что бороться.

К моему глубокому изумлению, в глазах профессора заблестели слезы.

– Боже мой, Уэс, – проговорил он надтреснутым голосом. – Не за что бороться? Ты должен бороться за себя, за того, кто ты есть. В конце концов, борись за себя и за свою любовь. За ту, кого ты любишь.

Повисло молчание, тяжелое, напряженное. Я медленно покачал головой, у меня защипало в глазах от непрошенных слез, стоило мне подумать о той, кого я любил.

«Отем. И, боже мой, Коннор. Мой брат…»

– Я всё разрушил, – проговорил я. – Уничтожил свою дружбу, уничтожил любовь Отем. Если бы она узнала о том, что я натворил… – Я сглотнул слезы. – Сейчас у нее разбито сердце, и это наша с Коннором вина. Он бросил ее, а я ее выгнал. Мы оба виноваты. Мы – пара моральных уродов, и ничего уже не поправишь. Как Отем будет себя чувствовать, если узнает правду? Я не могу так с ней поступить.

Профессор Ондивьюж покачал головой.

– Любовь способна уврачевать и простить всё.

– Отем никогда меня не простит и не должна прощать.

– Я говорил не о ее прощении, а о твоем. Прости себя. Борись за себя, чтобы у любви, которую ты испытываешь к этой девушке, появился шанс.

Я хотел было протестовать, но профессор Ондивьюж накрыл мою ладонь своей.

– Я расскажу тебе одну историю, Уэстон. Закрой глаза и послушай, больше я сегодня ни о чем тебя не попрошу.

Я закрыл глаза, просто потому что не мог больше смотреть на его доброе лицо. Погляди я еще немного ему в глаза, вся накопившаяся в моей душе горечь непременно вырвалась бы наружу, и я обязательно разрыдался бы.

– Это история о единожды рожденном и дважды рожденном, – начал профессор. – Единожды рожденный человек идет по дороге своей жизни, и когда та заводит его в темный лес трудностей, боли, потерь или страха, человек останавливается и отказывается делать следующий шаг. Он пытается убежать той дорогой, по которой пришел в лес, но не может ее найти, она закрыта навсегда. Поэтому человек живет, уверенный в том, что мир суров и несправедлив. Другие показывают на колкие ветви и мрачные тени, говоря: «Да, жизнь действительно сурова и несправедлива. Видишь?» И человек начинает жить в этом темном лесу невзгод, вместо того чтобы продолжать шагать вперед.

Низкий, мелодичный голос профессора сплетал слова, и они ложились мне на грудь, проникали в мои сердце и кости.