— А печка большая будет, папа? — осведомился Маленький Жан. — Как дома, на ферме?

Этьен обежал глазами комнату и задержался взглядом на Мари.

— Да, — сказал он, — печка будет большая. Что скажешь, Мари?

Он редко называл ее по имени. Изабель знала, что оно ему очень не нравится. Просто когда девочка родилась, она пригрозила, что нашлет проклятие на все будущие урожаи, если он не позволит назвать ее Мари. За все годы, прожитые в этой семье, Изабель единственный раз осмелилась использовать тот страх, который испытывали перед ней все Турнье. Но теперь страха больше не было, на смену ему пришла злоба.

Мари насупилась и, чувствуя на себе холодный тяжелый взгляд отца, залилась слезами. Изабель обняла ее.

— Ничего, ничего, chйrie, не плачь, — прошептала она, поглаживая дочь по голове. — Не надо, только хуже будет. Не плачь.

Оторвавшись от дочери, она подняла голову и увидела в дальнем конце комнаты Анну. На какое-то мгновение ей показалось, будто выглядит она как-то иначе, что-то изменилось в ее лице, более четко обозначились морщины. Но тут же поняла, что кажется так просто потому, что старуха улыбается.

Изабель теперь уделяла Мари все больше вниманния, учила ее прясть, наматывать нити, вязать платьица для кукол. Она постоянно то поглаживала ее по головке, то брала за руку, то просто прикасалась, словно желая убедиться, что девочка здесь, рядом. Каждый день она тщательно мыла дочери лицо, и оно сверкало белизной в дымном сумраке комнаты.

— Мне надо видеть тебя, ma petite, — поясняла она, хотя Мари никогда ее об этом не спрашивала.

Изабель старалась держать девочку как можно дальше от Анны, буквально физически становилась между ними.

Удавалось это, правда, не всегда. Однажды Мари прибежала к матери, губы у нее блестели.

— Бабушка намазала мне хлеб свиным салом, — объявила она.

Изабель нахмурилась.

— Может, завтра она и тебе намажет, — продолжала девочка, — чтобы ты побольше стала. А то что-то ты худеешь, мама. И выглядишь такой усталой.

— А почему бабушка хочет, чтобы ты была толстой?

— Может, я особая.

— В глазах Бога особых нет, — строго сказала Изабель.

— Но сало все равно вкусное, мама. Хочу еще.

Как-то утром она проснулась под звуки капели и поняла, что зима наконец-то кончилась.

Этьен открыл дверь, и в дом хлынул солнечный свет вместе с теплом, которое сразу взбодрило ее. Снег таял, образуя ручейки, сбегающие вниз, к реке. Дети, словно сорвавшись с привязи, ринулись на улицу и принялись с хохотом носиться взад-вперед. На подошвы им налипала грязь, но они этого не замечали.

Изабель вышла в огород и опустилась на колени в грязную жижу. Она впервые за все эти месяцы, когда только и ждала прихода весны и потому чувствовала себя незащищенной, оказалась одна. Изабель склонила голову и принялась вслух молиться:

— О Святая Дева, еще одной зимы мне здесь не пережить. Все силы ушли, чтобы эту вынести. Прошу Тебя, избавь меня от этого. — Изабель прижала руки к животу. — Храни меня и моего ребенка. Ведь только Ты знаешь, что он будет.

Изабель не была в Мутье с самого Рождества. Если погода была хорошая, Этьен брал с собой в церковь детей, а Изабель оставалась дома со старухой. Когда с наступившей весной раздался знакомый посвист коробейника, Изабель подумала, что ее и сейчас никуда не пустят, а если даже просто попросится — побьют. Так что она осталась в саду, занялась травами.