— Вы с Риком давно женаты?

— Два года.

— А как зовут этого твоего?..

— Жан Поль. — В самом звуке этого имени была такая определенность, что я невольно улыбнулась. — Он помог мне с семейными разысканиями. Он часто спорит со мной, но это потому, что мои занятия ему небезразличны, нет, вернее, я ему небезразлична. Он прислушивается ко мне. Он видит меня — меня, а не какой-то абстрактный образ. Понимаешь, что я хочу сказать?

Сюзанна кивнула.

— И мне тоже легко говорить с ним. Я ему даже про свой сон рассказала, и получилось очень хорошо, он заставил меня описать все подробности. И это помогло.

— И что же за сон, о чем он?

— Да даже не знаю, как сказать. Ни о чем. Это просто некое ощущение, вроде… как у меня перехватило respiracion.

Я приложила руку к груди и подумала: Фрэнк Синатра. Те голубые глаза.

— И еще — голубое, особенный такой голубой оттенок, — продолжала я. — Как на картинах возрожденцев. Они облачали в платье такого цвета Мадонну. Есть такой художник, слышала когда-нибудь, — Николя Турнье?

Сюзанна выпрямилась и вцепилась в ручку дивана.

— Расскажи-ка поподробнее об этом голубом.

Наконец-то хоть какая-то связь с этим художником налаживается.

— Там два оттенка: наверху пронзительно-голубой, много света, и еще… — Я пыталась подобрать нужные слова. — И еще цвет переливается вместе с освещением. Но ниже, с обрывом света, возникает какая-то темнота, мрачная торжественность. Пересечение двух теней — именно оно, именно это столкновение делает краски такими живыми и запоминающимися. Очень красивый цвет, но одновременно печальный — может, чтобы мы не забывали, что Мадонна всегда оплакивает смерть своего сына, даже в момент рождения. Словно она знает, что ему предстоит. Но и после его смерти голубой цвет сохраняет красоту, сохраняет надежду. И тогда ты понимаешь, что ничто не сводится к чему-то одному, ни о чем нельзя сказать: вот это — то, а это — это. Есть свет, есть радость, но где-то рядом, ниже, всегда таится тьма.

Я остановилась. Мы обе притихли.

— У меня был такой же сон, — выговорила наконец Сюзанна. — Приснился он мне только раз, около полутора месяцев назад, в Амстердаме. Я проснулась в страхе и слезах. Ощущение было такое, словно я задыхаюсь в голубом, том самом голубом, о котором ты говорила. И зто было странное ощущение — тоски и радости одновременно. Ян потом рассказывал, что я что-то говорила, словно даже декламировала, вроде из Библии. После этого я так и не смогла снова заснуть, пришлось сесть за инструмент, как сегодня.

— Виски у вас в доме найдется?

Сюзанна подошла к книжному шкафу со встроенным внизу баром и извлекла оттуда наполовину опорожненную бутылку виски и два небольших бокала. Присев на край дивана, она налила нам обеим понемногу. Я собиралась сказать, что в ее положении вряд ли стоит пить, но в этом не оказалось нужды: протянув мне бокал, Сюзанна лишь понюхала свой, сморщилась и вылила содержимое в бутылку.

Я же проглотила свое виски залпом. Оно произвело очищающее воздействие: и сухость во рту исчезла, и тяжесть в желудке, и переживания, связанные с Риком и Жаном Полем. И еще оно прибавило мне сил, дав возможность задавать неудобные вопросы.