Мудрый Фрейд правильно писал

о том, что в каждой шутке есть только доля шутки. Остальное – правда. И человек, который подшучивает над нами, становится неприятен. А тот, кто подшучивает над нашим ребенком, близким человеком, даже собачкой или кошкой, становится неприятен вдвойне. Даже если он говорит: «Я всего лишь пошутил! Ты что, шуток не понимаешь?» Понимаем. И прекрасно отличаем шутку от щипка и укуса. И одна девушка рассталась с молодым человеком, который подшучивал над ее собачкой. Все спрашивал, сколько собачке лет. И шутил, что пора бы ее усыпить. Или в лесу оставить. Он больше ничего дурного не делал, только шутил про старость, и все. Но в этой шутке была ненависть – собачка мешала, лаяла, на ручки просилась, скулила… И девушка рассталась с шутником. И правильно сделала – он оказался очень жестоким человеком потом. И спустя много лет она узнала, что он бьет свою жену и издевается над сыном. Не всегда человек прямо выражает свою агрессию. Он боится получить сдачи, боится услышать неприятный ответ, не хочет рвать отношения, а злость так и просится наружу. И тогда человек начинает шутить; это обычно безнаказанно проходит. И можно обвинить нас в отсутствии чувства юмора. И снова приходить в наш дом или встречаться в компании и осыпать нас колкостями и «шутками». Или осыпать то, что нам дорого. И надо остановить шутника. И прямо попросить его так не говорить – нам это неприятно слышать. Если человек просто далеко зашел, но сердце у него доброе, он остановится и извинится. Если он «шутит» умышленно – он скажет: «Вы, я вижу, шуток не понимаете!» И тогда можно пошутить в ответ. Как у Довлатова, хотя там шутка неприличная вышла. Но ответить примерно так: «Вы что, кретин?» А в ответ на обиду сказать, как довлатовский персонаж: «Ты пошутил – и я пошутил!» Не всегда можно и нужно шутить. И не над всем.

Если я о себе и пишу —

так чтобы подбодрить. Я младенца в 19 родила, на первом курсе. Вышла замуж и через 10 месяцев родила. Муж в это время в армии был, тогда всех забирали. Папа в Ленинграде, мама – на Камчатке. Я с родителями мужа жила, в такой каморочке, в двухэтажном доме. Вроде барака. И училась на дневном, потому что у меня была отличная стипендия – 85 рублей. Ну, и не спала ночами, понятное дело. Пеленки стирала, подгузники, утюгом проглаживала. Ребенок кричал и плакал, конечно, по ночам. Мы вместе на диване спали, но чаще я ходила и укачивала. И тихонько пела разные песни военные. Мама-свекровь во вторую смену работала, и утром я могла ездить на занятия. Зимой было холодно. Ну, и жрать было почти нечего, простите за грубость – 1988–1989 годы. Мыло мне ребята из группы давали; мыла не было. Живописать трудности не хочу; лишнее это. Это истероидные психопатки любят свою жизнь драматически описывать в красках. И преувеличивать. А я не люблю. Тем более стипендия была у отличников хорошая, повторюсь. Хватало. Ребеночек ведь молоком питается, а оно в груди бесплатно! А через полтора года и муж из армии вернулся. И все постепенно наладилось. Хотя и так было нормально. Жизнь как жизнь. Только с тех пор я – маленькая боевая машина из одного человека. И знаю цену времени, деньгам, отдыху, помощи, мужу и вообще – всему. И умею сопротивляться и бороться. И других поддерживать. И работать. А то, что удалось сохранить добрый нрав и незлопамятность, – спасибо Господу Богу. Но и ответить могу, хотя не люблю конфликты. И поэтому вот что: мы справимся. Еще как справимся! Нас тут немало таких, маленьких боевых машин из одного человека. Целое войско. А враги пусть трепещут, и описывают житие свое скорбное в мрачных красках. У нас все будет нормально – почему бы и нет? Не надо бояться жить, рожать детей, любить и страдать. И постоянно ждать от кого-то помощи не надо. Жизнь – это просто жизнь. А опыт бесценен.