Лира промолчала, потому что согласилась с ним – правда, лишь инстинктивно, потому что ее разум отчасти еще пребывал под властью чар, наведенных Талботом и Бранде. Но, проглотив последний кусочек нежного, сочного мяса с горячим хлебом, она вдруг почувствовала, насколько неуместен академический скептицизм в этом месте, на подступах к Синему отелю.

– Мистер Ионидес, а вы когда-нибудь слышали такое выражение – «тайное содружество»?

– Нет. Что оно означает?

– Мир едва зримых вещей и едва слышных шепотов. Мир, где обитают создания, веру в которых ученые считают предрассудком. Эльфы и феи. Духи, привидения, порождения ночи – те самые существа, которые, по вашим словам, населяют Синий отель.

– «Тайное содружество»… Нет, такого я никогда не слышал.

– Возможно, есть и другие названия…

– Не сомневаюсь, что их великое множество.

Он вытер сковородку остатками хлеба и не спеша доел. Лира так устала, что уже не могла рассуждать здраво. Отчаянно хотелось спать, но она понимала, что если сомкнет глаза хоть на минутку, то проспит до самого утра. Ионидес сновал между костром и верблюдами, укрывал огонь, расстилал одеяла, сворачивал самокрутку – и, наконец, затих, усевшись в тени валуна размером с верблюда, и словно растворился в темноте. Только огонек самокрутки выдавал его присутствие.

Лира встала, и утихшая боль тут же с новой силой заявила о себе. Хуже всего обстояло дело с рукой. Пальцем другой, здоровой руки Лира взяла немного розовой мази и нанесла на место перелома, стараясь втирать ее как можно осторожнее. «Как бабочка садится на травинку», – подумала она.

Убрав мазь в рюкзак, к алетиометру, она отошла от костра и зашагала в сторону развалин. На небо уже поднималась луна, через весь небосклон гигантской дугой протянулся Млечный Путь, и каждая из крошечных сияющих точек этой дуги была солнцем своей системы, озаряющим и согревающим планеты и, быть может, живых существ. И может быть, одно из них тоже смотрит сейчас на крошечную звездочку – солнце ее мира, и размышляет об этом мире и о ней самой.

Кости мертвого города белели в лунном свете. Сколько жизней прожито здесь! Сколько людей здесь любили и предавали друг друга, ели и пили, смеялись, страшились смерти… – но все прошло. Ни следа, ни воспоминания. Только белые камни, только черные тени. Со всех сторон Лиру окутали шепоты, голоса порождений ночи – или всего лишь шуршание крылышек, с которым слетались на тепло ее тела ночные насекомые. Тени и шелесты. Из темноты проступили руины маленькой базилики: люди приходили сюда молиться. Рядом показалась одинокая арка с классическим фронтоном – ворота в никуда из ниоткуда. Когда-то под этой аркой проходили люди, проезжали запряженные повозки; в самые знойные часы долгого дня прохожие останавливались в ее тени поболтать и обменяться сплетнями. Неподалеку был колодец, а может, фонтан или родник. Кто-то не пожалел труда, чтобы обтесать камни и сложить бассейн, а над ним поставить изваяние нимфы. Черты ее лица изгладились, расплылись от времени, бассейн пересох, и вода больше не журчала… Только насекомые тихонько шелестели во тьме.