Крайне несмело взгляд поднимает. Я вроде как заранее блоки расставляю. Только эта работа вхолостую проходит. Затягивает в омуты моя Маруся, а я ведь знаю, что за ними бездна. Пока летишь – восторг нереальный, приземление – смерть, без вариантов.

– Тебя… Ты меня… Ты же меня взорвешь, Ярик…

– Да, – панику в ее глазах ловлю, но отстраниться не позволяю. – А ты – меня. В этом весь кайф.

– М-мм… Не думаю.

– А ты и не думай, Титоша. Дай мне вставить, окей? – двигаю напролом, отмечая, как святоша краснеет и изумленно цепенеет. – Потом поговорим, – обещаю на полном серьезе. – После у нас лучше получается. Сейчас нужно шагнуть за эту границу, веришь?

– Верю, – шепчет и, медленно отклоняясь, тянет меня за собой.

Подаюсь, Маруся опадает на спину, и я, наконец, оказываюсь сверху на ней. Она на максимум глаза расширяет, я неосознанно делаю то же. На какой-то миг замираем неподвижно. В образовавшейся тишине возбужденно семафорит лишь наше обоюдно громкое сорванное дыхание.

Подсознательный силовой импульс. Вспышка. Дымовая завеса.

Слаженно устремляемся друг к другу навстречу. Сталкиваясь ртами, свирепо сцепляемся губами. Целуемся, не пытаясь тормознуть эмоции. Влажно. Жадно. Глубоко. Стоны активно с двух сторон летят. Вибрируют на губах. Отбиваются в горле. Саднящей вибрацией царапают внутренности.

Со всей полнотой своей одержимости демонстрируем взаимную любовь. Взаимную же? Не обсуждается. И без ее постоянных напоминаний чувствую, что любит. Достаточно ли? Нестерпимо хочу, чтобы любила так же безумно, как я ее.

Больная ведь у нас любовь. Неисправимая. Неубиваемая. Разрушительная. Похрен.

Меня топит смесь самых сильных ощущений: возбуждение, эйфория и разрастающийся голод.

Мне мало. Мне, блядь, чрезвычайно мало.

Даже при учете того, что я знаю, чем закончится эта ночь, в спешке сам у себя пытаюсь вырвать сердце. Потому как оно на разрыв колотится. А мне плевать.

Чувствую ладони Маруси на своем лице. Сам тем временем своими наглыми лапами сиськи ее мну. С хриплым стоном смещаюсь и рвусь к ним ртом. Едва всасываю торчащие вершины, Титошу разрывает криками.

– Ярик, Ярик… О-о-о… Пипец, пипец… Еще, еще… Ах-х-р-р…

У меня все показатели сбиваются. Никакой силовой подготовки не хватает, чтобы сироп лить и нежничать.

– Ты мокрая? – поднимаю на нее воспаленный взгляд. – Готова?

Жизненно важный вопрос, блядь.

– Проверь…

Только святоша может с таким невинным видом на грех подбивать.

– Если я тебя трону там… – не закончив, лезу ладонью ей между ног.

Мокрая моя Маруся. Как иначе? Физически всегда отдается по максимуму. И сейчас бесстыдно стонет, выгибается, двигает бедра навстречу, разводит их шире – подставляется под ласку.

Чувствую ее, вижу – в паху спазмом жжет. Каждый нерв током пробивает и тормозит центральную работу. Мгновение спустя с опозданием намахивает.

– Хочу тебя лизать… – объявляю весьма важным тоном и размазываю обилие смазки между шелковых складок.

– Уф-хр-р-р-р… Ярик, ты собирался… В меня… Сейчас…

– Да… – активно киваю головой. – Не могу терпеть… Будет быстро… Потом остальное…

– Хорошо, хорошо… Давай, сделаем это... – боевой клич тем же горловым шепотом, но так решительно, словно мы на задании. Лишь последнее слово чисто Марусино, искреннее и умоляющее: – Пожалуйста…