— Товарищ старшина! — Я вскочил, сорвал с головы горячие, потные наушники, снова схватился за них. — Товарищ старшина! Наши… открытым текстом. Гибнут…
Как во сне, видел я ребят, сгрудившихся около моего приемника.
— Какая волна? Какая волна? — спрашивал Леха.
Он говорил о радиоволне, а я видел другую, темную, всю из холода, — и в ней тонула бескозырка.
Астахов стоял, подключив к моему приемнику вторые наушники, — лицо неподвижное, глаза тяжело прикрыты помертвевшими веками.
«…не сдаюсь! Прощайте, братцы, прощайте!»
И тишина. И атмосферные разряды, как последние взрывы. Астахов положил наушники на стол. Раздался звонок — конец занятий.
— Откуда же, где они? — спросил Юрка.
— На Баренцевом, — тихо отозвался Астахов. — Наверное, там. Хорошее прохождение… волн.
…В тот вечер я долго искал Вальку. Пришел в роту артэлектриков, заглянул в один кубрик, в другой.
— Ребята, где тут Заяц?
— Какой заяц? Серенький?
— Валька Заяц, мой приятель по «гражданке»…
— Спроси в следующем кубрике — у нас только волки: целых два Волковых!
В соседнем кубрике я наткнулся на старшину роты.
Был он низенький, толстый, рыжеусый. Смотрел придирчиво.
— Я из роты радистов. Пришел сюда к другу, к юнге Зайцу. Он, случайно, сегодня не в наряде?
— Заяц? — спросил старшина. — Это какой Заяц?
Все они тут, кажется, были шутниками на один манер.
— Юнга Заяц…
— Ах, Заяц! Это тот сопливый, что ли? Нос у него красный.
— Ну… — Я растерялся. — Было. Шмыгал…
— Да. Вот так, шмыгал! Зайца тут давно уж нет, товарищ юнга! Его еще Иванов отпустил. Вот так.
— Иванов? Отпустил?
— Да… Обойдемся и без сопливых, которые рапорты пишут. А?
Я молчал.
— Дрянь у тебя был дружок! — сочувственно заключил рыжий старшина. — Вот так.
XIV
Сахаров скривил губы и стал складывать газету: вдвое, вчетверо, еще раз, — я слышал, как скребет по бумаге его ноготь.
— Ты заметку про Милешу Пестахова написал? Писа-атель!..
Круглые глаза смотрели на меня с почти нескрываемой завистью. Что он ко мне так?
— «Для нас», — начал он громко; раскрывая газету. — «Для нас главстаршины Астахов и Пестов — образец морской подтянутости и аккуратности… Замечательные специалисты. Мы понимаем, что чем скорее освоим их опыт, овладеем специальностью радиста, тем больше будет вклад наших инструкторов в дело разгрома врага!..» Писа-атель!..
Я меньше всего думал о литературной славе, когда писал эту заметку.
С месяц назад, во время занятий, Воронов вызвал меня из класса. В коридоре придирчиво осмотрел:
«Значит, пойдешь сейчас в двадцатый кабинет. Там капитан из газеты прибыл. Будет с тобой беседовать. Сначала постучи.
Скажет: «Войдите», — три шага строевым и доложи, как положено».
«Ясно, товарищ старшина»..
«Ясно, ясно! Ты слушай, что говорю! Доложи четко: «Товарищ капитан!» Василий Петрович заметно волновался: приехал первый человек с Большой земли, чтобы встретиться с нами, юнгами…
Капитан из газеты, в новеньком кителе, в новеньких погонах с ярко-красными просветами, розовощекий, темнобровый, курил прямую длинную трубку и смотрел на меня так, будто все время чему-то радостно удивлялся. Это он попросил меня написать про Милешу Пестахова — там же, в двадцатом кабинете. А сам ушел, чтобы не мешать. Потом вернулся, прочитал и стал ходить по кабинету, потирая руки: «Очень хорошо, очень!..»