Впрочем, и времени для решения у него не оставалось. Группу догоняла, отрезая путь, немецкая моторизованная рота. К ней вскоре присоединился украинский полицейский батальон из двухсот человек, несколько мобильных взводов и отделений.
Не оставалось другого выхода, как останавливаться и принимать бой. Десантникам отчасти повезло, что капитан вывел людей к поросшей деревьями и кустарником песчаной гриве. Здесь имелись хоть какие-то укрытия. Темнота десантной группе уже помочь не могла. Все подразделения, поднятые по тревоге, имели большое количество осветительных ракет. Ночь превратилась в день.
Десятки ракет, в том числе долгоиграющие «люстры», выпущенные из минометов, заливали окрестности белесым неживым светом. Потусторонняя нереальная картина вырисовывалась в ночи.
Пятна яркого света словно инеем покрывали рыжую осеннюю траву. Бегущие следом тени превращали ее в полосы непроницаемой темноты. И снова вспыхивал свет, блестели пожелтевшие тополя и по-летнему зеленые акации. Заросли кустарника топорщились прутьями с частично облетевшей листвой.
Прорезая темноту, к пологой гриве неслись пулеметные трассы. С треском обламывались ветки, кружилась листва. Крупнокалиберная очередь прошла по густому кусту боярышника, разбрызгивая древесное крошево и гроздья спелых ягод.
В ту осень в здешних местах некому было собирать ягоды и грибы. Местное население частично выселили или отправили на заводы Германии. Оставшиеся не рисковали покидать дома.
Окружив группу Бурлакова, немцы пока не применяли артиллерию, дожидаясь команды. Слишком приближаться тоже не рисковали. С продолговатого бугра звучали ответные очереди и одиночные выстрелы.
Сунувшийся было вперед бронетранспортер «Магирус» получил несколько пуль из противотанкового ружья. Звякнула разбитая фара, захлебнулся и снова заработал дымившийся двигатель. Машина рывками уходила в темноту.
Василий Бурлаков уже распределил троих лейтенантов и нескольких сержантов поопытнее по взводам и расчетам. Срочно рыли окопы и капониры для орудий. Оборону держали сто тридцать человек, не считая двух десятков тяжело раненных.
Имелось четыре «сорокапятки», несколько минометов и противотанковых ружей. Пулеметы были только ручные. Однако снарядов и мин было в обрез. С патронами и гранатами дела обстояли получше. Но общая ситуация складывалась хуже некуда.
На расстоянии двухсот метров десантников плотно обложили со всех сторон. Когда замолкли пулеметы, из темноты раздался голос. Бойцам и командирам предлагали сдаться и не проливать напрасно кровь. Не получив ответа, тот же голос добавил:
– Четверть часа на обдумывание. Церемониться не будем, у нас других дел много.
Спустя еще пяток минут кто-то добродушно посоветовал с украинским выговором:
– Не тяните кота за хвост, хлопцы. Вам всем гарантируем жизнь. Стрелять никого не будем. Все в лагерь пойдете – это лучше, чем смерть. Кто захочет, на службу зачислим. У нас много таких, кому с большевиками не по пути. А если думаете, ваша взяла, победным маршем шагаете, то это зря…
Неизвестный агитатор был неглупым человеком и с крестьянской простотой бил по самым болевым точкам. Рассказывал, что в плену находится три миллиона бойцов и командиров, вдвое больше погибли в необдуманных наступлениях и лобовых атаках.