– Ну и оставьте их здесь, – наивно предложил капитан. – Фельдмаршал всегда выступал против казней гражданского населения.

– Если вы имеете в виду фельдмаршала Эриха фон Манштейна, – холодно заметил командир батальона, – то он уже давно перестал подражать лицемерным британским джентльменам. На войне как на войне! Вы хотите оставить для русских военкоматов полсотни готовых призывников? Их оденут, обуют, вооружат, и через месяц они будут воевать против нас.

Ротный командир, хвативший кроме прошлой войны и страшную зиму под Москвой, где потерял три отмороженных пальца на ногах, лишь согласно кивнул. Он знал, что, если еще брякнет пару неосторожных фраз, его перебросят на передовую останавливать русские танки. Оттуда мало кто возвращается живым. А дома ждут жена, двое дочерей и сын-инвалид, потерявший ногу под Брестом.

Рота выполнила задание, хоть и неумело для первого раза. Солдаты нервничали, особенно пожилые, мазали, стреляли снова. У некоторых отказывало оружие. Глядя, как ворочаются, стонут от боли недобитые люди, лейтенант-наблюдатель из службы безопасности с досадой закричал:

– Чего вы копаетесь? У вас же есть пулемет. Заканчивайте быстрее.

Капитана смутило, что среди четырех десятков приговоренных оказалось несколько молодых парней лет семнадцати, два старика и даже инвалид без ступни, напомнивший капитану собственного сына. Позже, когда выпили, он высказал свои сомнения лейтенанту-эсэсовцу. Тот лишь отмахнулся:

– Бросьте ненужную философию! Сталин берет в армию с семнадцати лет – это готовые солдаты.

– А старики? Инвалид?

– Вы не заметили, что они сильно похожи на евреев? Скрывались до последнего и получили свое.

Лейтенант, разъезжавший с ротой, оказался веселым парнем. Не церемонясь, вытаскивал из укрытий прятавшихся там девушек, женщин. Отбирал тех, кто помоложе и привлекательнее. При этом весело подмигивал капитану:

– Не могут же два бывалых офицера страдать без женского внимания. Как вы считаете?

Капитан, имевший двоих дочерей, с усилием улыбался в ответ. Лейтенант-эсэсовец не принадлежал к числу бывалых офицеров, но внушал страх. Однажды он хладнокровно, не тратя лишних слов, застрелил солдата, отпустившего пойманных беженцев. Когда капитан приказал похоронить его, лейтенант отмахнулся:

– Не тратьте время, оставьте. Личный номер для отчета заберите. Этого достаточно.

В другой раз лейтенант (ему не было и двадцати) швырнул гранату в погреб, где прятались местные жители. Оттуда раздавались стоны, кто-то пытался выбраться. Эсэсовец с досадой выговорил капитану:

– Не бойтесь испачкать руки. Бросьте туда еще одну гранату. Сделайте это сами, для примера подчиненным.

И капитан бросил гранату, не слишком мучаясь переживаниями, что добивает не вражеских солдат, а всего лишь местных жителей.

Глядя на офицеров, насиловали женщин и даже девочек-подростков солдаты когда-то дисциплинированной и трезвой охранной роты. И расстрелы шли веселее, умело, без лишней болтовни. Если фельдмаршал приказал, то большевикам останется только выжженная земля.

Спасая своих людей, жилье и предприятия, русские части усилили натиск. Третий взвод, уничтожавший молочную ферму, а заодно и поселок, угодил под удар танковой разведки. Большевики действовали, как звери, именно так их описывали в газетах.