И сколько теперь свободных коек в том помещении, куда я впервые вошел пять месяцев назад… Диль, Крыска-Маррна, Азини, Аюльвао, десятки, десятки других, и о чем говорить, если из ста двадцати уцелел сорок один разумный?

Грусть накатила еще с большей силой.

Войдя в казарму, наткнулся на Юнессу.

— Уезжаешь? — спросила она, глядя на меня своими чудесными синими глазами. — Может хочешь напоследок, ага? Нам никто не помешает теперь. Герой побил чудовище.

Да, я могу схватить ее в охапку и отодрать в укромном уголке, и эта мысль отозвалась приятным возбуждением. Лиргана не вмешается, Равуда не предъявит прав на девушку-занга, никто не пикнет.

Но нет, хватит разврата.

— Хочу, но не стоит, — и я обнял Юнессу, за плечи, вполне целомудренно, она под моими руками напряглась, а потом расслабилась. — Ты останешься воевать дальше? Подпишешь новый контракт?

— Вернуться домой, чтобы меня продали в рабство? Да на пальце я их вертела. Останусь, — Юнесса поцеловала меня в щеку, и отошла, а я с печалью посмотрел ей вслед.

Неужели я эту красотку никогда не увижу? Эх, блин!

Следующей оказалась Пира, которая неожиданно повисла у меня на шее и принялась рыдать: я стоял дурак-дураком, гладил девушку по худой спине, а перья ее щекотали мне подбородок и ухо.

— Не уходи, не уходи, — бормотала она. — Ты должен стать нашим командирчиком! Объективно и концептуально лучший!

Ну нет, избавь меня Гегемон от такого счастья.

Пира проревелась, я чмокнул ее и отправился прощаться с Дю-Жхе.

— Ну вот ты и не погиб, — сказал я ему. — Предки не дождались тебя. Как так?

— Однажды Первый Охотник устал от бытия и решил умереть, — начал ферини. — Рассказав о своем намерении родичам, он оставил их в глубокой печали и отправился в Предвечный Лес, не взяв с собой ничего, чтобы сгинуть в пасти одного из чудовищ. Однако Лес не пустил его, деревья сомкнулись и закрыли путь, и Охотник понял, что еще не все сделал в этом мире. Он вернулся домой, к радости жены, детей, внуков, правнуков.

— Но тебе некуда возвращаться, чтоб я сдох, — пробормотал я.

Грусть стала такой сильной, что я ощутил ее как добавку к гравитации, что оттягивала вниз кожу на физиономии, мочки ушей — и как я буду теперь без баек Дю-Жхе, без его порой странных, но экзотичных пословиц, без его ободряющего присутствия?

— Поэтому я останусь тут, — он пожал мне руку и заглянул в глаза. — Возвращайся. Пойдем в Предвечный Лес вместе.

В горле встал комок, я кивнул и зашагал к своей койке — ага, вот он, мой домашний рюкзак, и рядом мнется Макс, темные волосы растрепаны, глаза навыкате растерянно моргают.

— Хочешь? — спросил он, протягивая на ладони большую лиловую таблетку.

Внутри дрогнуло, я вспомнил, как мне было хорошо, когда я жрал эту дрянь, как возвращались силы, уходили тревога и страх… А потом вспомнил, как было паршиво, когда я пытался от нее отказаться, и что случилось у меня с головой, когда я совместил расслабон с лекарством для переводчика.

— Нет, — я сглотнул. — Ты-то домой не собираешься?

Макс помотал головой, закинул таблетку в рот.

— Уже новый контракт подписал, ха-ха. Не могу я… — он поморщился, понурил голову. — Маму с папой так давно не видел, а я виноват перед ними, ужасно виноват. Ладно, давай… Телефон твой записал, если вернусь в наш мир, то мы с тобой свяжемся.