— Сроду такой вкусноты не ела!

Действительно, свежие апельсины были необычайно сочными, сладкими и распространяли головокружительный аромат.

— Девчонки, вы все-таки смотрите иногда под ноги, тут змеи бывают! — посоветовал Шура.

— И арабы! — добавила Мура.

Но про арабов я уже слушать не стала, а сразу рванула сквозь колючие кусты на дорогу. Змей я боюсь больше всего на свете, даже по телеку не могу на них смотреть.

Мальчишки заржали.

Кажется, Матильде перспектива встречи со змеей тоже не очень понравилась, и она скоро присоединилась ко мне. Мальчишки и Мура тем временем набивали апельсинами два пакета.

— Вот, возьмете в Тель-Авив. А мы на них уже смотреть не можем! Володька глянул на часы.

— Девчонки, пора нам ехать, уже полвторого!

— А обед? — всполошилась Мура. — Мама наверняка там стряпню развела. Успеете!

— Да в крайнем случае папа вас на машине отвезет, — успокоил нас Шура.

Действительно, Мария Валерьевна даже слушать не пожелала о нашем отъезде. Она велела Володьке позвонить Жене и предупредить, что мы приедем только вечером, на машине. Оказывается, она уже успела позвонить Давиду Львовичу на работу, и он пообещал доставить нас домой.

— Шурка, ты пока выжми гостям сок, а через полтора часа приедет Додик, и будем все вместе обедать. Ася, как твой дедушка поживает? У него в прошлом году был концерт в Иерусалиме, но мы не смогли поехать, у Додика машина сломалась. Так жалко было.

— Дедушка женится! — с гордостью заявила я.

— Женится? — ахнула Мария Валерьевна. — На ком?

— На Ниночке. Она живет в Париже, но сама русская, бывшая балерина «Гранд-опера».

— Ну надо же! А как мама к этому отнеслась?

— Сначала плохо, а когда Ниночка приехала, то они подружились.

— Слава богу! А где ж они жить-то будут?

— Не знаю, у деда ведь все время гастроли, она с ним ездит.

— Тут несколько месяцев назад передавали из Милана «Дон Карлоса». Как же он пел, заслушаешься!

Мы болтали, смеялись, вспоминали Москву и общих знакомых, а Римма Львовна сидела в сторонке, погруженная в свои, видимо, невеселые мысли. Потом приехал Давид Львович. И нам пришлось снова рассказывать о том, как мы тут очутились.

— Ну и пигалицы! (Он всегда звал нас с Матильдой пигалицами.) Ну и молодчины! Просто не девчонки, а Петровка, 38! — то и дело восклицал он. — А что, кроме вас, всю эту шелупонь никто уже не ловит? Ай да пигалицы! Хотя какие вы пигалицы? Вы уже, можно сказать, невесты!

Вечером, когда мы прощались, Курица вдруг тихонько обратилась ко мне:

— Асечка, можно тебя на минутку?

— Да, конечно, Римма Львовна!

— Деточка, мне очень-очень нужно с вами поговорить. Я попала в ужасное положение и просто не знаю, к кому обратиться. Своих пугать не хочу, а что делать, ума не приложу. Вы такие умные девочки, может, что и присоветуете… Я приеду в Тель-Авив, тогда поговорим. Вы в воскресенье свободны?

— Ой, нет, у нас экскурсия в Иерусалим. Давайте в понедельник! Это не слишком поздно?

— Не знаю, надеюсь, что нет. Хорошо, я тогда вам позвоню, и договоримся, где встретиться, я, правда, совсем Тель-Авива не знаю…

— Не беда, мы встретим вас на автобусной станции, мы рядом живем.