Голод недоумевающе взирал на него.

— Я, э-э, не уверен, что понял до… — начал он.

— Я ПОНЯЛ. ПОЕХАЛИ.

Шатци слабо взвизгнул и шарахнулся за спину Р. П. Тайлера, где и спрятался, не переставая дрожать всем телом.

Иностранцы вновь оседлали свои байки. Один из них, весь в белом (по всей видимости, хиппи, подумал Р. П. Тайлер), бросил на зеленую обочину пустой пакет из-под чипсов.

— Извините меня, — повысил голос Тайлер. — Это ваш пакет из-под чипсов?

— О, почему же только мой?! — ответил парень. — Он общий.

Р. П. Тайлер расправил плечи и вытянулся в полный рост.[166]

— Молодой человек, — вопросил он, — как вам понравится, если я приду в ваш дом и начну мусорить?

Загрязнение мечтательно улыбнулся.

— Ужасно, ужасно понравится, — прошептал он. — О, это было бы замечательно…

Под его мотоциклом на влажной дороге поблескивала радужная маслянистая лужица.

Взревели моторы.

— Я что-то не поняла, — сказала Война. — Какой разворот нам надо сделать у церкви?

— ПРОСТО СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ, — сказал высокий тип на передней машине, и все четверо укатили.

Р. П. Тайлер смотрел им вслед, пока его внимание не отвлекло какое-то пощелкивание. Он обернулся. Четыре велосипедиста промчались мимо него, преследуемые резво бегущей собачонкой.

— Эй, вы! Ну-ка остановитесь! — закричал Р. П. Тайлер.

Квартет затормозил и взглянул на него.

— Я узнал тебя, Адам Янг, тебя и твою маленькую… пфф… шайку. Позвольте поинтересоваться, почему это вы, дети, разгуливаете по улицам в столь позднее время? Знают ли ваши родители, где вы шляетесь?

Предводитель велосипедистов обернулся.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, говоря о позднем времени, — сказал он. — Мне кажется, да, как мне лично кажется, пока солнце на небе, еще совсем не поздно.

— В любом случае вам уже пора спать, — сообщил им Р. П. Тайлер. — И не показывайте мне язык, юная леди, — заметил он Пеппер, — или мне придется написать письмо вашей матушке, проинформировав ее о плачевном и недостойном поведении дочери.

— Ладно, извините нас, — обиженно произнес Адам. — Пеппер всего лишь облизнула губы и взглянула на вас. Я и не знал, что есть какие-то ограничения на взгляды.

В траве происходила какая-то возня. Барбос явно посягал на неприкосновенность Шатци, исключительно благовоспитанного комнатного французского пуделя, каких заводят только семьи, неспособные включить в свой семейный бюджет детей.

— Адам Янг, вы хозяин этой шавки, — приказным тоном заявил Р. П. Тайлер. — Так будьте любезны, уберите вашу дворняжку… от моей Шатци.

Тайлер не доверял Барбосу. Три дня назад, когда он впервые встретился с этой собакой, она зарычала на него и сверкнула горящими глазами. Что побудило его начать сочинять письмо, где обращалось внимание общественности на то, что этот Барбос, несомненно бешеный, определенно является угрозой для общества и его следует усыпить ради Общего Блага. Он сочинял это письмо, пока жена не напомнила ему, что горящие глаза до сих пор не являлись признаком бешенства, разве что в фильмах, которых ни один из Тайлеров не смотрел и смотреть не будет, но о них и так все, что нужно, известно.