Здесь, в Аквиникуме, бани вроде и цивилизованные, но все-таки особенные, не как по всей Державе. Аквиникум ведь стоит на горячих водах, потому топить бани совсем не нужно. Пробурил в правильном месте дырку в земле – оттуда и начинает бить горячая вода с паром. Чуть ли не со времен Искупителя этим пользуются. Опять же во времена османов тут свои банные особенности закрепились.

Мы с Петером вошли в длинный холл, уставленный мягкими диванами и кончавшийся пивной стойкой. Несколько мадьяр, распаренные и благодушные, распивали пиво за столиками. Старичок в смешной национальной одежде торговал сувенирами, перед ним на столе лежали картинки-миниатюры с видами Аквиникума, куколки в костюмах селянок, деревянные игрушки.

Еще один старичок собирал деньги за вход. Недешево – по половине стальной марки со взрослого, четверть с ребенка. Я заплатил за нас обоих, и мы прошли мимо старика в узкий полутемный коридор. Чем дальше мы шли, тем сильнее и противнее пахло серой.

– Это от воды, – сказал Петер. – Здесь серные источники, очень полезно для здоровья.

– Ага, и если кто воздух испортит – то незаметно… – пробормотал я. Разве может быть вонь полезной? Это, скорее уж, мадьяры в утешение себе выдумали…

Коридор кончился большим залом, уставленным рядами не то больших шкафов, не то маленьких, вроде сельского нужника, будочек. Их было так много, что зал превратился в хитрый лабиринт – полутемный, вонючий и унылый.

Мне вдруг подумалось, что даже в руссийской бане было веселее.

– Надо найти банщика… – пробормотал Петер. Он-то был здесь не в первый раз и порядки знал.

– Зачем? – содрогнувшись, спросил я.

– Раздеться!

Банщик вскоре нашелся – вынырнул нам навстречу из-за будочек, довольно музыкально насвистывая что-то приятственное. Ничего не спрашивая, кивнул нам, подвел к двум будочкам с открытой дверью, постучал пальцем по нарисованным на дверях номерам – мол, запоминайте, и выдал по увесистому медному ключу. Я глянул на ключ, и подумал, что такой замок при нужде открою и ногтем. Но спорить не стал.

– Раздевайся в кабинке, – сказал Петер.

– А это что? – спросил я. Банщик протягивал мне какую-то тряпицу, некогда белую, но давным-давно уж застиранную в желтый цвет. Вроде как матерчатый квадрат с двумя шнурками…

– Передник. – Петер вдруг слегка покраснел. – Фартук.

– Какой передник? Какой фартук?

– Банный, его надо завязать на поясе…

Я вспомнил отставного сапера, что так не любил мадьяр и ругал их бани. И впрямь не соврал!

– Ну-ну… – сказал я, прихватывая фартук. Зашел в будочку, прикрыл за собой дверь. Стянул свою щегольскую одежду – брюки жалобно потрескивали, они были узковаты, но пока не рвались.

Что за глупость этот фартук? Да и противно, если честно… до меня его тысяча мадьяр на чреслах носила, а хорошо ли его стирали – один Искупитель ведает…

Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Я вздохнул, повязал фартук. Вышел, закрыл дверцу. Из своей будочки появился и Петер. Уж не знаю, каким он был до болезни, но сейчас, всяко, выглядел доходягой, неделю маковой росинки в рот не бравшим.