Как же, оказывается, хотелось горячей еды!

Ели мы молча, старались не торопиться, хотя и не сговаривались о том. Получалось это плохо, но никто на нас внимания не обращал. В зале ресторанчика появились местные музыканты, заиграли медленный вальс, чуток фальшивя, но с чувством. Несколько парочек даже принялись танцевать. Темнело все сильнее, и важный усатый османец прошел по ресторану, разжигая висевшие по стенам керосиновые лампы.

– Ильмар, долго нам не просидеть, – расправившись с гуляшом, вполголоса сказала Хелен. – Это в державном ресторане можно всю ночь кутить, и никто не удивится. А тут? Пиво пить, кружку за кружкой? Час, другой – народ по номерам разойдется. Останемся на всеобщее обозрение.

– На всех в гостинице номеров не хватит, – упрямо сказал я, хоть и понимал правоту летуньи.

– И что с того? Кто победнее – лягут спать в дилижансах, на своих местах. Кто побогаче… Другой гостиницы в селе, может, и нет, но поверь моему слову – сейчас прислуга свои комнаты освободит, по домам ночевать разойдется. Надо снять номер!

– Опасно.

– Ильмар, сидеть так – еще опаснее! – Хелен нахмурилась. – Ну что ты упрямишься? Давай пойду я, с женщины вряд ли документы затребуют, а потом вы с Маркусом присоединитесь…

Я молчал. Не нравилась мне эта идея. Мы в безопасности, пока сидим в толпе соотечественников, да еще и с трех разных дилижансов. Я-то с самого начала думал о ресторане, надеясь просидеть всю ночь в пьяной компании. Забыл, что у османов ни вина, ни коньяка, ни наливок в открытую не подадут. А люди и впрямь потихоньку расходились. Сейчас уже зал заполняли в основном те, кто в последнем дилижансе подъехал…

– Пойдем в храм Сестры, – решил я наконец. – Будет так… ты моя жена, Маркус наш сын, а едем мы к святым местам, молиться об исцелении разбитой параличом дочери, оставшейся в Державе. У нас обет ночами не спать, а молиться Сестре. Пойдет?

Хелен неуверенно кивнула. Само собой, если сказать священнику, что нам требуется ночь в молитвах провести – никуда он не денется, позволит в храме остаться. Еще и не такие странные покаяния на себя люди накладывают.

– Так что рассчитываемся, встаем, идем в храм… – начал я. И осекся, глядя на поднимающихся на веранду людей. Летунья испуганно повернула голову, ничего не поняла и раздраженно сказала:

– Девица симпатичная, но она с кавалером, Ильмар.

Но я смотрел не на девушку, и впрямь миленькую, идущую под руку с юношей – кстати, зря Хелен его кавалером сочла, лица такие схожие, что сразу ясно – это старший брат.

Я смотрел на высокого жилистого старика с желчным лицом, который заходил в ресторан, что-то выговаривая бледному, одутловатому, грубого сложения мужчине. Одеты оба были скромно, как паломники, единственной странностью была бритая наголо, под османский манер, голова мужчины.

Ну а как же еще монашескую тонзуру скрывать? Либо париком, что опасно, либо стрижкой наголо.

Я встал, чувствуя, как теплеет на душе. Будто все беды позади остались! Старик, выискивающий свободное место, глянул по-молодому зорким взглядом – и остолбенел. А я дружелюбно махал рукой, ни от кого не скрываясь. Что тут удивительного – вместе едем, только мы раньше в ресторан зашли, они позже!