От хвалёной прибалтийской выдержанности не осталось ни следа.

– Обязательно, – сказал я. – Кравченко подставили.

– Какого хрена! – Латыш врезал кулаком по столу. – Кто подставил Кравченко, и почему вы бросаетесь такими обвинениями в адрес Архипа Жарова?! Что за бред вы несёте, Быстров? Ведь это благодаря добытым вами материалам, которые мне передали доверенные сотрудники Жарова, мы смогли распознать гниду в наших рядах. Кауров чётко показал на Кравченко.

– Если вы внимательно прочитали материалы допроса, Кауров считал, что Кравченко прикрывает его со стороны ГПУ, но ведь они никогда не встречались, а связь поддерживали через хитрую систему тайников. Я не эксперт по почерку, но что-то мне подсказывает: если сличить те записки, которые Кауров якобы получал от Кравченко, выяснится, что они написаны не его рукой. Более того, не удивлюсь, если удастся выяснить, что почерк принадлежит Жарову. Он наверняка пытался изменить его, но… характерные особенности никуда не делись.

– Ерунда какая-то! – вспыхнул Жаров. – Георгий, какая муха тебя укусила?! Мы с тобой всё обсудили, вместе пришли к выводу, что это Кравченко вредит нам. Потом ты достал доказательства… А теперь начинаешь обвинять меня. Я почему-то думал, что с тобой друзья, – с горечью добавил он.

– Ты просто использовал меня. Ты и твой напарник – Шакутин, – я обратил весь свой гнев против него. – Вы оба – лучшие спецы «Мужества», вас обоих заслали сюда. Ты должен был свалить губернское руководство и занять место Кравченко. Шакутин должен был втереться в доверие ГПУ. Представляю, какие комбинации крутили бы вы на пару…

– Не понимаю… Не понимаю! – покачал головой Жаров. – Хорошо, раз ты ещё и зачем-то и Шакутина приплёл сюда, то как объяснишь тот факт, что он сдал нам Каурова и помог предотвратит диверсию на складах?

– Всё просто, Жаров, хотя, не думаю, что это твоя настоящая фамилия… Кауров слишком заигрался, стал опасным для «Мужества». Его грубые методы дискредитировали организацию в глазах людей. И вы с Шакутиным придумали план, как вывести его из игры, да ещё и с пользой для себя. Здорово придумано, Архип! Надеюсь, имя-то хоть настоящее? – с издёвкой поинтересовался я.

Глаза Жарова налились кровью, но он пока держал удар. Развернулся в сторону латыша и произнёс с ухмылкой:

– Товарищ Маркус, мне кажется, что Быстров болен. Возможно, у него высокая температура, он заговаривается. В конце концов, у него нет ничего, кроме слов…

– Ошибаешься, Архип, – усмехнулся я. – Ты, наверное, забыл, что мы с Шакутиным практически соседи. В общем… этой ночью я поговорил с ним… по-соседски. В этом портфеле лежат материалы допроса, а сам Шакутин сидит у меня в отделении.

Я ожидал чего-то в этом роде, и не удивился, когда в руках у Жарова появился револьвер. Более того, я ждал этой реакции и потому не дал ему пустить оружие в ход. Приём боевого самбо, и стонущий Архип оказался на полу, а его револьвер сменил владельца, перекочевав ко мне.

– Он ваш, товарищ Маркус, – произнёс я, с ненавистью глядя на Жарова.

– Портфель, – потребовал латыш.