– Здесь остался. В другой комнате лежит. Пойдёмте, я всё покажу.
Часть дома была перегорожена фанерной стенкой, за ней пряталась спальня.
При входе в глаза сразу бросалась широкая кровать: в народе такую обычно называют «траходромом». Кроме неё в комнате находился массивный платяной шкаф, высотой почти до потолка.
Единственное окно в закутке было завешено ситцевой занавеской в цветочек, создавая в комнатке уют.
Я принюхался. Окно было плотно закрыто, запах горелого пороха не успел выветриться, но к нему ещё подмешивался какой-то сладковато-приторный аромат.
Кровать была не застелена. На краю, положив голову на подушку, на спине лежал мертвец – крепкий мужчина средних лет в исподнем. Его рука безвольно свесилась на пол. Пальцы зажимали рукоятку револьвера.
На левом виске кровавым цветком распустилась рана. Понятно, выстрел производился в висок.
– Вот, познакомьтесь – Василий Дужкин собственной персоной.
– Кто опознал?
– Так сосед же, Вощинин.
– Откуда здесь револьвер? – спросил я, на секунду оторвавшись от изучения покойника.
На первый взгляд всё выглядело как обычное самоубийство. Люди по-разному стреляются: и сидя, и стоя, и лёжа. Этот пустил себе пулю в висок, не вставая с кровати.
Что ж, его выбор как свести счёты с жизнью…
Картинка довольно реалистичная: вот, наверное, почему Леонов заранее счёл дело пустячным.
– Думаю, это его служебный. Дужкину по должности полагалось иметь при себе оружие. Но я проверю для точности, – пообещал Леонов.
– Служебный, значит… И кем работал наш покойник?
– Со слов соседа – экспедитором в какой-то конторе, занимающейся добычей платины.
– Ого, – присвистнул я. – Добыча платины – дело серьёзное. Просто лакомый кусочек для криминала. Контора была государственной?
– Кажется, да, – неуверенно произнёс Леонов.
– Без всякого «кажется». Место работы, должность – установить обязательно.
– Сделаем.
– Кто осматривал тело, кроме меня и вас?
– А чего его осматривать, и так всё понятно: человек сам себе пулю в висок пустил. Видать, припекло, горемыку, – пожал плечами Леонов.
– То есть, первичного осмотра места преступления не было, отпечатки не снимались…
– Ну, мы походили, конечно, посмотрели. Только чего дёргаться-то? Картина с первого взгляда ясная, – стал оправдываться Леонов. – Самоубийство как самоубийство… Каждый месяц кто-то на себя руки накладывает.
Ох ты ж ёшкин кот! Хочется что-то сказать, а слова не находятся. То есть находятся, но произносить их вслух в приличном обществе не принято.
Леонов догадался, о чём я думаю, и виновато опустил голову.
– Ясная, говоришь картина… Ну-ну. Весело тут у вас, вернее, уже у нас, – вздохнул я. – И много народу уже успело побывать в доме?
– Все наши из дежурной бригады, фельдшер из больнички… Сосед покойного – он на именины свои приходил звать, увидел труп и милицию вызвал.
– То есть натоптали изрядно и отпечатков своих наставляли?
– Не без этого, – смутился Леонов. – А как иначе, товарищ начальник? Мы не духи какие-то бестелесные…
– Всё с вами понятно, Леонов.
Эксперта бы мне толкового, да где взять? Придётся пока своими силами, дальше будем посмотреть. Если не найду спеца в Рудановске, придётся ехать в губернию. Вот только разыскать спеца – это ещё полдела. Другие полдела – создать все условия для работы, достать оборудование.