— Ты там не переотдыхал, Максимыч? — не отпускает мою руку Медведь.

— Да бока уже отлежал.

— Так ты позу меняй, — угорает Айдаров, — а то невеста заскучает.

— Гусары, молчать! — рявкаю на них. — Обсуждаем насущное.

Смотрю в глаза Айдарову.

— По Марине — дело официально закрыто. Адвоката она наняла жирного. Бабок спалила тьму!

— Закрыто — плохо. Тьму — хорошо.

Возможно, именно поэтому по опеке мы с её адвокатом не пересекались. Деньги закончились?

— Расследование по тебе тоже закрыто. По твоему совету Ирина Васильевна ему вялотекущую шизофрению задним числом намутила. В случае недееспособности, сам знаешь… — разводит руками. — Все свидетели подтверждают версию с падением на лестнице.

Киваю. Спасибо. Свои не подвели.

— Это — хорошо.

Это значит, есть шанс на опеку. Но и у Марины теперь тоже. Прошлый раз судья отложил слушание.

— А по Лобову-то "возбудились"?

Айдаров взмахивает папкой.

— Моё первое серьёзное как следака. Подарок от "нашего" Крестного папы.

Так мы в шутку называем крестного Медведевской Машеньки — главного прокурора.

— Поздравляю! Закопай его громко, если из психушки высунется.

Выбор у него теперь небольшой. Либо на лечение в психушку с более серьёзным диагнозом, либо — добро пожаловать в СИЗО, куда он моими руками Синичкину так и не довёз.

— Машеньке моё почтение, — киваю Медведеву. — Цветы с конфетами пришлю.

— Конфетами не отделаешься, свадьбу гони, — ухмыляется Медведь.

— Всё будет! Все приглашены с семьями.

Ускоряюсь в отдел кадров.

— Марья Сергеевна, — заглядываю. — Можно?

— Можно, но порадовать нечем, Богдан, — с порога остужает мой пыл.

— Кладу ей на стол справку.

— Предупреждаю сразу — проверят. У нас сейчас проверки. Да и все про твою ситуацию знают. Если на коленке писал, лучше забери сразу.

Цокая, закатываю глаза. Писаная она, и правда, «на коленке».

— Ну может, как-то?…

— Нет справок, нет допуска до работы.

— Марья Сергеевна, ну есть же справки.

— Старые.

— Новые будут через пару месяцев.

— Будут справки, будет допуск.

— Ну прикрой глаза, будь человеком. Зашиваются же опера.

— Ты меня на должностные преступления не уговаривай, я должностью дорожу. На тебя и так тут пристально смотрят в связи с ситуацией с полковником.

— Так упал он, я причём?

— Не причём, так вот и сиди на своём больничном. У тебя ИО назначили? Назначили. Вот пусть Медведев и работает. Жду через два месяца. Здоровым и отдохнувшим.

— Жестокая Вы женщина…

Властно указывает мне рукой на выход. Докатился.

Возвращаюсь в машину.

— Нет? — шепчет Ася.

— Нет. Плохой день. А нам сейчас ехать на суд…

Перед зданием суда кружат, каркая, вороны.

— Заразы… — оглядываюсь на них.

Станешь тут суеверным.

Аришу отводим в комнату детского психолога. На заседании суда должно быть три стороны. Но Алла Борисовна, черт ее бери, опаздывает. Начинаем без неё. Судья не в духе.

— Рекомендации психолога, — протягивает судье бумаги секретарь.

Судья читает. Поднимает взгляд сразу на Марину. Задает ей уточняющие вопросы. И это очень плохо! Со мной практически диалог не ведет. Только с Мариной.

Когда судья удаляется для принятия решения, я выхожу в коридор. И показав корочки дежурящему в коридоре сержанту, прохожу дальше на закрытую территорию, к «покоям» судьи.