— Там видно будет. Сначала я решу вопрос с тобой. Потом, через годик, не раньше, страна будет оплакивать великого артиста Костю Калашникова, который скончается либо от острой сердечной недостаточности, либо от долгой продолжительной болезни. Яды есть разные. Смотря какой достану. Ну, а дальше — буду решать с Луньком.

Катя вплотную придвинулась к правой дверце. И вдруг в зеркале бокового вида заметила знакомый черный «жигуленок». Но он был далеко, терялся среди других машин. Она вовсе не была уверена… — А что, думаешь, я с ним не договорюсь? Считаешь, он мне не по зубам? — рассуждала Маргоша.

— Почему? Договоришься… Они уже ехали за городом. Маргоша свернула с шоссе на пустынную проселочную дорогу. Вокруг не было ни души. И черный «жигуленок» исчез куда-то. Впереди, за деревьями, мелькнул какой-то поселок. Потом было поле, и справа, в сотне метров. Катя заметила кресты и плиты небольшого деревенского кладбища.

* * *

— Товарищ майор, а чего, правда, что ли, троих замочила? — спросил молоденький лейтенант. — А с виду такая красивая.

— Внешность обманчива, — хмыкнул Кузьменко, — учти на будущее.

— А чего гаишникам-то не дали команду на перехват? — Лейтенант попался разговорчивый и любопытный.

— Потому что пальнуть может в любой момент. Нервничает сильно. Ты это тоже, кстати, учти на будущее.

— Да-а, дела. А я вот фильм смотрел, там она так классно киллера сыграла, и говорят, все трюки сама работала. Правда, что ли?

— Правда.

— И этого, как его, Калашникова-сына тоже она кончила?

— Она.

— Ну, ваще! — Лейтенант присвистнул и покачал головой. — А сколько ей лет, не знаете?

— Ровесница твоя. Двадцать три года.

— А этот, на «жигуленке», он так и будет с нами всю дорогу пилить?

— Нет. Сейчас развернется и назад в Москву поедет.

— А откуда вы знаете, что она именно там собирается мочить? А вдруг все-таки в машине пальнет?

— Слушай, отстань, а? — попросил Кузьменко.

Кладбище было почти заброшенным. Только с краю, у самого леса, несколько ухоженных могил с узорчатыми железными крестами, выкрашенными свежей масляной краской, с проволочными веночками и яркими, еще не увядшими маргаритками. Здесь же неподалеку Катя заметила аккуратную четырехугольную яму. Рядом высился холм. Маргоша остановила машину в двух шагах от ямы.

«А если упереться, не вылезать из машины? — с тоской подумала Катя. — Или просто броситься бежать? Тогда она пальнет сразу, не будет больше никаких разговоров и никаких шансов. Однако их и так нет. Только одно остается: Отче наш…»

Мотор заглох. Стало слышно, как каркают вороны и где-то совсем близко гудит большое шоссе. «Мы ехали в объезд, — догадалась Катя, — она, конечно, бывала здесь раньше, знает местность, и решила подстраховаться, не сворачивать с шоссе у самого кладбища. Какой теплый, мягкий день, солнечные пятна на траве, на сером суглинке… и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим…»

Маргоша выскочила из машины и распахнула заднюю дверцу. Дуло смотрело Кате в лицо.

— Ну что, может, скажешь, где кассета?

— А если нет?

— Тогда выстрелю в живот и так засыплю. Это дико больно, Катька. Лучше скажи.