— Однако он должен был заранее знать, что в доме есть пистолет и где именно он лежит, — заметила Катя.

На пороге возник Сиволап, который явно потерял терпение:

— Ну мы работаем или как? — обратился он к Корнееву.

— Какие вопросы вы хотели мне задать, Артем? — мягко улыбнулась Катя.

— Так давайте уж сразу перед камерой! — засуетился Сиволап.

— Хорошо, — со странной легкостью согласилась она, — давайте перед камерой.

Самым светлым местом в квартире была комната для занятий балетом.

— Вот, отлично! На фоне балетного станка! — обрадовался Артем. — Екатерина Филипповна, наша программа выражает вам свое искреннее соболезнование, — затараторил он, когда Игорь включил камеру. — Что вы думаете по поводу убийства вашего мужа?

— Соболезнования вашей программы мне совершенно не нужны, — сказала Катя, глядя в камеру с улыбкой, — я терпеть не могу вашу программу, считаю ее хамской и глубоко безнравственной. А по поводу убийства моего мужа я ничего не думаю. Для меня это большое горе.

— Насколько неожиданной для вас стала новость о том, что вашего мужа убила его любовница? — продолжил Сиволап, ничуть не смутившись.

— А разве у моего мужа была любовница? — Катя удивленно вскинула брови. — Очень интересно. Наверное, вы лучше меня знаете подробности? Это ведь ваша работа — рыться в чужом грязном белье.

Довольно скоро стало ясно, что в эфир это пускать нельзя. Орлова откровенно издевалась над корреспондентом. Такого с Сиволапом еще не было. От него убегали, на него орали, и даже били, и даже подавали в суд. Но чтобы человек согласился дать интервью, а потом перед камерой с любезной улыбкой говорил гадости в адрес программы и Артема лично — такого еще не случалось.

* * *

В районном отделении в Конькове майору с Петровки с чистой душой передали все документы по трупу, обнаруженному на пустыре.

«Вряд ли она сама пошла бы ночью на пустырь. Зачем ей? — думал Кузьменко, просматривая протоколы и заключения экспертов, составленные, мягко говоря, халтурно. — Зачем молодой женщине идти ночью на заброшенный пустырь? Однако ее туда могли привезти на машине. Живую или уже мертвую. Человек на машине вряд ли позарился бы на те дешевые украшения и мелкие деньги, которые были при убитой. Конечно, у нее могли быть и большие деньги. Предположим, доллары. Она попросила у матери десять тысяч на всякий случай, чтобы не менять доллары. Но и тогда вряд ли человек, убивший ее ради большой суммы, прихватил бы дешевые сережки и десять тысяч. Шальной алкаш, наркоман утащил бы все — пачку сигарет „Магна“, в которой осталось четыре штуки, одноразовую зажигалку. Разве что на бумажку от шоколадки не позарился бы. Но, вероятно, он просто взял бы всю сумку. Что-то здесь не то…»

Иван нашел наконец определение тому смутному, неприятному чувству, которое не покидало его все эти дни: инсценировка.

В тот же день Кузьменко отправился к матери убитой. Элла Анатольевна повторила ему почти дословно все, что уже рассказывала Кате и Паше.

— Элла Анатольевна, не могли бы вспомнить, где именно Светлана назначила встречу? — спросил майор.