– Он невероятно красив…
– О да, он невероятно красив. Хозяин привез его из последней поездки на север. Купил у барона Кельхе, известного разводчика самых великолепных скакунов. Но… видимо, Азазель все же бракованный. Он не поддается дрессировке. Если так продолжится и дальше – хозяин его прирежет.
Неделю я училась ухаживать за лошадьми, входила в стойло вместе с Шварцем, знакомилась, приносила еду. Первое время сильно боялась, потом страх начал уходить. Особенно с самой нежной кобылой по имени Рысь. Ее так прозвали за невероятный пятнистый окрас. Она встречала меня радостным ржанием и тыкалась мордой мне в шею, в волосы, шевелила губами, словно целуя, и в ответ я целовала ее так же нежно.
Иногда рассказывала ей, как прошел мой день. Хотя особо и нечего было рассказывать. С конюшни я видела сад и подъездную дорожку к центральному входу. Видела, как Морган уезжает на своем каштановом жеребце и как возвращается поздно вечером… Иногда не один. И нет, это не всегда его невеста. Я не знала, что именно испытываю, когда вижу этих женщин… Досада смешивалась со злостью, а еще со злорадством, что его Агнес не единственная. У таких, как герцог, не бывает единственных… А была ли я единственной у Миши? Или просто не замечала очевидного?
По утрам он выходил в сад, а я выливала ведра с грязной водой и смотрела, как он неизменно спускается вниз к беседке над обрывом и подолгу всматривается вдаль. А я чищу бока Рыси и всматриваюсь в него, пока не появляется Оливер с кувшином молока и куском хлеба. Женщины таким образом благодарили его за помощь по кухне, а он нес все мне… И садился у моих ног, чтобы смотреть, как я ем, не отводя от моего лица зачарованного взгляда. Оли оказался немым… а точнее, у него отсутствовал язык. Как и когда он его лишился, я не знала… Но отчего-то мне казалось, что это Ламберт приказал отрезать язык несчастному парнишке.
Наступила жара как-то быстро и совершенно неожиданно, и я сходила с ума от духоты в конюшнях. Поливала лошадей водой, как научил меня Шварц. Обычно он приходил одновременно со мной и занимался Азазелем, жеребцом Ламберта и кобылой его невесты.
Но однажды он не пришел. Я не знала, у кого спросить о нем. Полдня ходила вокруг стойла Азазеля, Ветра и Нимфы. Мне было запрещено их трогать. Но до обеда Шварц так и не пришел, и лошади громко ржали. Их надо было почистить, накормить, принести им воды. В конце концов я решилась и вначале вошла к Нимфе. Потом занялась Ветром. На удивление он оказался покладистым, не то что его хозяин. Позволил себя вымыть, накормить и даже расчесать гриву.
Оставался Азазель. И я прекрасно помнила, что именно мне сказал о нем Шварц. Хотя когда смотрела на великолепное животное совершенно нежного окраса и такими светлыми глазами, что с трудом верилось, что этот красавец может кому-то причинить зло. Я подошла к стойлу, и он тут же фыркнул и начал перебирать копытами.
– Жарко, да, милый. Очееень жарко. Я бы вымыла тебя и напоила, если впустишь.
Подняла щеколду и опасливо приоткрыла дверцу. Конь скосился на меня и нетерпеливо ударил копытом. Я сделала шаг внутрь, удерживая ведро с водой и приподняв серую грубую юбку.