Внутри длинного узкого коридора не было ни души. Я заглянула в одну приоткрытую дверь — длинный стол с деревянными лавками по бокам.
— Сюда они забежали, — раздалось на улице.
Мы замерли, а потом стремглав помчались по коридору и забежали в какую-то дверь.
— Мамочки, — пискнула Вилька и перекрестилась. И я тоже — мы попали в часовню.
Там было вроде пусто. Вдруг послышался шорох и сбоку показался одетый в черную рясу человек — нас он не заметил. Монах, или кто он там, неторопливо собирал обгорелые свечки с подсвечников. В коридоре послышались торопливые шаги. Мы бросились вглубь часовни и съежились за большим деревянным распятием. Монах, которого мы чуть не сбили с ног, вытаращил глаза и раскрыл рот. Но тут дверь распахнулась и, громко топая, в часовню ввалились двое.
— О, черт! — воскликнул один и сдернул шапку.
Монах отвернулся от нас и пошел к парням, смиренно сложив руки на животе.
— Негоже входить в храм божий в головном уборе, — мягким голосом сказал он.
Первый парень ткнул второго в бок, тот вздрогнул и снял вязаную шапчонку. Монах одобрительно качнул головой.
— Чем могу помочь? — спросил он.
— Мы это… — первый замялся и вдруг перекрестился, — здесь бабы две не пробегали? — задал он глупейший вопрос.
— Здесь мужской монастырь, сын мой, — ответил монах и замолчал, спокойно разглядывая непрошеных посетителей.
— Ты это… — второй попытался отодвинуть монаха в сторону, — нам посмотреть нужно.
Человек в рясе не двинулся с места, парень попытался его обойти. Но тот загородил ему путь.
— Ты в храме божьем, сын мой.
— Отвали, отец, — презрительно хмыкнул бугай, — а то ведь нащелкаю по лбу, как… — но договорить не успел.
Я в это время зажмурилась и не видела, как все было, только услышала, как мягко упало тело. Я открыла один глаз — монах все так же спокойно стоял, а бугай лежал у его ног, тихо матерясь, поджимая колени к груди. Оставшийся бандит нерешительно топтался на месте.
— Сын мой, — начал монах.
— Спасибо, отец, — перебил парень, — все понял. Прости.
Он поднял с пола товарища, и они скрылись за дверью.
— Бог простит, — пробормотал монах, потом повернулся к иконостасу и истово перекрестился: — Прости господи, раба божьего Алексия, ибо недостоин…
Но тут мы вылезли из своего угла и нерешительно остановились.
— Спасибо вам, — промямлили мы, — они бы нас убили, если бы не вы.
Раб божий Алексий, неодобрительно покосился на наши брюки и непокрытые головы.
— Ой, — Вилька начала натягивать на голову шарф. Я, покосившись на нее, сделала то же самое.
— Вилечка, как на улицу-то пойдем, караулят, поди? — прошептала я.
Монах взглянул на Вильку и поманил нас за собой. Вышли мы через боковую дверь и оказались в небольшой комнатке.
— Подождите, — сказал он и вышел.
— Уф! — перевели мы дух. — Надо Ромику позвонить, пусть вытаскивает нас отсюда.
Вилька набрала номер и, коротко сообщив о происшествии, назвала адрес. Вернулся монах.
— Пойдемте, — сказал он.
Я дернула Вильку за рукав — никакой реакции — та, раскрыв рот, уставилась на монаха. В часовне было темно, да и не до того мне было, но сейчас я его хорошо разглядела. Он был относительно молод, не старше нас во всяком случае. Черная шапочка прикрывала длинные русые волосы. Голубые чистые глаза смотрели мягко и немного устало. Губы прятались в густой бороде.