Ни в каком институте через год я не восстановилась. И не потому, что не смогла, а просто не видела большого смысла. Парижское приключение хоть и ушло на второй план, но так до конца и не покинуло мое сердце. Не знаю, чего было в нем больше, в моем сердце — обиды, разочарования или сожаления, а может, наоборот — что-то, что было в нем раньше ушло и безвозвратно. Наверное, доверие и, все-таки, любовь. Возможно, я просто утратила смысл. Зачем что-то делать или к чему-то стремиться, если в моей жизни никогда больше не будет мужчины, которому я отдала свое сердце, и которое он просто выкинул за ненадобностью. Вилька на это всегда делала большие глаза, с жаром уверяя, что все не так, и не стоит судить о человеке, не зная причины произошедшего. В ответ я привычно махала рукой и переводила разговор на что-то другое. Да нет, конечно, я не стала мужененавистницей, но и доверие к мужской половине утратила, казалось, навеки вечные.

Вилька получив диплом, весьма удачно устроилась личным помощником директора в одну крупную компанию. Конечно, она хотела и меня пристроить к себе в офис, но я возразила, что плохо варю кофе. На что она обиделась и целую неделю мне не звонила. А потом заявилась лично и с порога брякнула: «Ну и пусть кофе, все лучше, чем за три копейки горбатиться», — намекая, на ту непонятную контору, куда мне удалось попасть, учитывая отсутствие диплома и особого желания работать. «Пусть три, зато честные», — ответила я, на что Вилька хлопнула дверью, а я, через минуту опомнившись, догнала ее во дворе и вскоре мы уже дружно хлюпали носами на лавочке у подъезда. Потом поднялись ко мне и стали пить кофе, поминутно прося друг у друга прощения. И простив, решили, что у каждого своя судьба и своя жизнь, и каждый идет по ней как ему удобнее, я так, а она этак, но это не мешает нам оставаться подругами.

— Ты знаешь, — сказала Вилька потом, — главное ведь, получать удовольствие от того, что делаешь. Вот я варю кофе и сплю с шефом, а иногда и с разными нужными людьми, но не могу сказать, что мне это так уж противно.

— Возможно, но ведь мерзко, когда тебя используют.

— А это как посмотреть. Я так считаю, что это я их использую, а когда добьюсь чего мне надо, выброшу за ненадобностью.

— А чего ж ты хочешь? — удивилась я. Оказывается, у Вильки есть цель, подумать только!

— Денег, много денег, чтобы покинуть эту долбаную страну на фиг.

Я чуть со стула не свалилась. Вот так, так — патриотка Вилька мечтает сдернуть.

— И давно это с тобой?

— А с тобой нет? — Ответила она вопросом на вопрос и добавила: — С Парижа, конечно.

— А со мной нет. — Я помолчала, переваривая мысль, потом спросила: — Что ж ты в Париже не поехала? Ты же переписывалась с тем парнем, как его, Поль? Ведь звал?

— Звал. — Вилька вздохнула, как-то тяжко. — Звал…только… Не хочу я быть иждивенкой на шее у мужа! А так — куплю виллу на Лазурном берегу, привезу бабулю, посажу на терраске, смотри — все наше — ни от кого не зависим.

Ай да Вилька, ай да…

— Помнится, кто-то обвинял меня в чрезмерном романтизме? Неужели это заразно? — хмыкнула я.