Они пили чай – мать и Фиона. Вернее, пила Фиона, а мать только подливала ей и слушала, из-за ее плеча.

– Я и не знала, – говорила Фиона приглушенно, – если бы знала, никогда так не поступила бы.

Он был другим, это потом все началось. Разлад и все прочее.

– Нельзя было ему отдавать, – прошелестела в ответ мать.

– Да я и предположить не могла!.. А дома у себя держать после экспертизы стало опасно, ведь о ней узнали эксперты, могли воров навести. В банк сдавать на хранение я побоялась, в нашей стране все банки ненадежны.

Пауза, вздохи, звон ложечки о тонкий китайский фарфор. Фиона Ксаверьевна в разное время суток принимала чай только из определенного фарфора. Утром английский, в двенадцать часов – китайский, в пять опять английский.

Александре казалось, что вся жизнь Фионы только и состоит в исполнении правил, поддержании внешней формы, которую она сама для себя определила как «правильную»!

– Как я могла допустить, – вдруг почти в полный голос сказала Фиона, – чтобы она ушла из семьи!..

Александра, струсив, сделала шаг назад и замерла за высокой белой дверью. Старухи не знали, что она в галерее, потому и говорили так свободно. У Александры была своя цель, и она выжидала время, когда все уйдут. Сотрудники ушли, только мать осталась, но Александра знала, что она тоже вскоре уйдет, запрет двери, но на охрану помещение не поставит. С утра было известно, что вечером приедет Фиона, чтобы «поработать». «Работала» та в свое удовольствие – просматривала свежие каталоги Сотбис, стряхивала в хрустальную пепельницу свой любимый «Данхилл», который специально заказывался в Англии, покачивала ногой. В лакированной туфельке взблескивал благородно-негромкий свет настольной лампы под молочным абажуром.

Фиона приехала неожиданно рано, мать еще не успела уйти, а Александра испугалась, что они ее «застанут», но они даже не стали подниматься наверх, засели в кабинете у Фионы. Цель Александры находилась как раз в кабинете, и получалось, что сегодня ничего не выйдет. Нужно незаметно и тихонько выбраться из галереи и заново все придумать, и это было ужасно. Александра спешила, а старухи ей мешали.

Всегда ей мешали жить так, как хотелось!..

Александра тихонько спустилась по винтовой чугунной лестничке со второго этажа и выжидала, когда старухи закроют дверь, чтобы незаметно прошмыгнуть к выходу, но они дверь не закрывали – думали, что давно никого нет! Некоторое время она стояла посреди скупо освещенного зала, в окружении московских двориков.

– Сейчас нужно придумать, как ее вернуть, Фиона Ксаверьевна, – проговорила мать задумчиво. – Может, поговорить с ними? Предложить денег?

– Денег? – иронически переспросила Фиона. – Сколько денег я могу предложить за подлинную коллекцию Фаберже?! Вера Федоровна, вы говорите глупости!

– Нет, нет, – заторопилась мать, которая всегда боялась Фиониного гнева, – разумеется, не так примитивно. Мы можем сказать, что должны ее выставить и именно для этого она нам нужна.

Александра за дверью замерла и насторожилась. Теперь самым главным было услышать продолжение, а не уйти незамеченной. Она придвинулась поближе, так что даже неосторожно качнула дверь. Дверь скрипнула.