Архаров прямо взмок, читаючи. Очень он не любил сего занятия, а Левушки рядом не случилось.

– Весьма просто, - сказал, забирая бумаги, Шварц. - И, сколько я знаю народный русский характер, весьма похоже на истину: коли его посылают сделать нечто обязательное, пойти и напиться на все имеющиеся деньги.

Архаров вздохнул - он чаял найти более занятные хитросплетения. Почему-то после розыска ему именно хитросплетений в будничных трудах сильно недоставало.

Едучи с Лубянки, он решил сделать небольшой крюк и убедиться, что отпущенный Шварцем для покаяния Устин не сбежал, а сидит дома. Вдоль стены Китай-города он, сопровождаемый четверкой преображенцев, доехал до Варварских ворот и совсем было собрался углубиться в переулки Зарядья, как обнаружил свою пропажу у стены Варварской башни.

Устин каялся неожиданно буйно. Хотя всадникам и в епанчах поверх мундиров было не жарко, дьячок сидел в одной лишь рубахе и босой. Но не всякий мимоидущий обыватель понимал, чего от него хочет этот странный человек, навзрыд именующий себя недостойным милости и извергом рода человеческого, однако же протягивающий руку за подаянием.

Похоже, Устин и голодал нешуточно - его обычная округлость начала сходить с тела.

Архаров подъехал поближе.

– Устин, кончай дурью маяться, - сказал он. - Простынешь, подхватишь горячку. Иди лучше в храм грехи замаливать. Все равно тебе тут никто ничего не подаст.

– Я не достоин быть в храме Божием, - отвечал Устин.

Архаров только рукой махнул и поехал прочь.

Наконец в один прекрасный день прошелестела из уст в уста новость: похоже, гвардию собираются отправлять обратно в Санкт-Петербург! Это был подлинный праздник, офицеры ожили, Матвей примчался их поздравлять и напоил Бредихина до того, что оба были обнаружены в леднике спящими. Как не поймали горячку - одному Богу ведомо.

Вечером Никодимка, которого Архаров уже терпел почти без взлетов срамного красноречия, заглянул в гостиную и сообщил, что их милости Николаи Петровичи ожидаются на улице их милостями подпоручиками Тучковыми, а почему на улице - того он знать не может.

Велев Фомке взять фонарь, Архаров вышел. За ним поспешил и Никодимка.

Оказалось, у мортусов хватило наглости под покровом ранней темноты дойти от Зарядья до Остоженки. Они ждали Архарова в том переулке за особняком, который в народе все чаще называли теперь Еропкинским. Встали мортусы подальше от особняка - чуть ли не на углу Пречистенки. С ними почему-то был и Саша Коробов. А впереди стоял Левушка Тучков.

Архаров посмотрел на них - и ничего не сказал.

– Послушай, Архаров! - не просто обычным своим звонким, а прямо звенящим голосом объявил Левушка. - Что-то надобно предпринять! Нельзя их возвращать в тюрьму!

– А что тут предпримешь… Я не суд, отменять судебные решения не могу. Хотел бы, а не могу.

– Можешь!

– Ты умом тронулся, Тучков. Поди, сунь башку в холодную воду.

Левушка собрался было выпалить еще какую-то нелепицу, но удержал Клаварош, стал ему что-то успокоительное толковать по-французски.

– Я уже говорил о вас с его сиятельством, - сказал Архаров мортусам. - Имеется сильное противодействие в лице его превосходительства господина Волкова. Сейчас толковать об этом бесполезно. Не время.