– Так и будем молчать? – снова заговорил надоедливый тип.

– Да узнал я тебя, Густав, успокойся, – словно от назойливой мухи отмахнулся Еремеев. – Просто думаю, что мне с этим ценнейшим знанием теперь делать?

– Могу подсказать, Данила: готовиться к смерти. Ибо задолжал ты многим столько, что десять жизней расплатиться не хватит.

Александр продолжал изображать немощного: тяжело дышал, руки держал опущенными, казалось – если бы не колья вокруг, он бы просто упал.

У собравшихся вокруг ямы на лицах читалось недоумение. Их отбирали для сражения чуть ли не с былинным богатырем, а тот оказался задохликом, едва стоявшим на ногах.

– Лучший способ избавиться от долгов – отправить к праотцам заемщиков, – произнес Еремеев, да еще закашлялся, показывая, что нездоров.

В приступе кашля он и опустился к земле, якобы для того, чтобы подтянуть сапог на ноге, а заодно подобрал сиреневый шарик.

– Зря стараешься, Данила. Сей предмет тебе не поможет. Чтобы задействовать, энергии много надобно, а нынче он пуст.

– Небось эльфы велели вернуть безделицу, вот ты и встревожился?

Шишколобых боялись, но тех, кто с ними имел дело, не жаловали, поэтому Еремеев надеялся внести хоть какой-то разлад среди наемников.

– Какие эльфы, Данила?

– Которые заплатили за мою голову, Густав.

– С чего это вдруг чужакам понадобилась глупая башка какого-то боярина?

– Думаю, им не понравилось терять головы своих сородичей.

Далеко не все наемники знали русский язык, но среди понимающих нашлись и те, кто по-иному взглянул на нанимателя, – они слышали о некоем Даниле, сумевшем одолеть нескольких шишколобых.

– Ты, видать, не токмо телом ослаб, но и умом тронулся. Пора прекращать твои страдания. Так и быть, по старой дружбе окажу помощь.

– Значит, ты целую армию собрал, чтобы устроить мне проводы на тот свет? Боишься, сам не справишься?

– Насмешил, Данила. Просто тут молва прошла, что ты чудовищ одной левой способен одолеть, вот люди и пришли посмотреть. А чтобы ты не шибко запыхался, для начала подобрали чудище поменьше. Приступим с богом.

По знаку Густава кто-то из зрителей выстрелил из арбалета в корягу, которая стояла возле утыканной кольями площадки. Коряга ожила и громогласно заревела. Только теперь Еремеев понял, кого она ему напоминала, – исхудавшего медведя.

«Вот же сволочь! Не поленился, новый отряд собрал, яму огромную для меня выкопал, артефактом обзавелся, дерведя раздобыл… Неужели я сумел настолько запугать всех негодяев в округе?! Прямо расту в собственных глазах! Жаль, и враги с каждым разом все башковитее попадаются. Попробуй с ними справься!»

В ожившую корягу стреляли еще трижды, прежде чем та полностью вышла из оцепенения.

«До чего же шишколобые любят все вокруг поганить. Жаль косолапого, а ведь уже и не поможешь животинке, самому бы кто помог. Похоже, зверушка сейчас меня ломать будет».

Дерведь заметил человека. Сперва монстр устремил взгляд на обреченную жертву, затем, не сводя глаз, направился в обход колючей площадки, но, поскольку добыча стояла в центре, приблизиться не получилось. Зверь выразил недовольство новым грозным рыком, после чего прыгнул на боярина.