— Ты сказал, «местные спустили в утиль свою цивилизацию», — напомнила мне Таня.
— А то у нас… на Подстанции-29 жизнь прямо сахар была, — отмахнулась Белая.
— Именно, — пришедшая мысль заставила меня криво улыбнуться. — В конце концов, не нравится мир — всегда можно переделать его по-своему. Стать вот у этих императором…
Я видел, что спасённые прислушиваются к нашей беседе, пытаясь что-то понять, тихо переговариваются между собой… но совершенно не ожидал, что при слове «император» все шестеро встанут на одно колено, низко опустив головы. Чёрт. Чёрт!
— Шутка, — неуверенно произнёс я. — Я пошутил. Прекратите. Перестаньте!
— Видимо, одно слово оказалось случайно созвучным, — подсказала мне Рона.
Твою же ж мать…
Эпилог
— А дальше?!
— Это вся история, — тепло улыбнулась женщина, закрывая книгу. Томик выглядел довольно потрёпанным, что для издания из «вечного» пластика уже само по собе говорило о возрасте фолианта.
— Но… — Силанта неожиданно для себя шмыгнула носом, вспыхнула как маков цвет и теперь отчаянно мечтала провалиться сквозь палубу.
— Как я слышала, на самом первом праздновании Дня Империи — им назначили день встречи группы Седого с семьёй Арна, — пришла на помощь юной подопечной взрослая Светлая, — историки из Коллегии Правительства преподнесли Императору в дар его собственное жизнеописание, составленное по словам и воспоминаниям самых близких ему разумных. Записей этого события удивительным образом не сохранилось, но говорят — Арн, раскрыв свою биографию наугад, раскашлялся, разлил вино, потом неудержимо расхохотался и минут пять успокоиться не мог. А потом с совершенно серьёзным лицом заявил, что лучше он сам про себя напишет, и про свои «эпические приключения» — мол, так там хотя бы пара слов правды затешется. В итоге записки вышли в виде романа, художественного, а не документального текста. Как сказал сам автор: «выдумку» парадоксально-проще защитить от позднейших правок «на основе новейших исследований». Впрочем, на счёт авторства у многих есть сомнения: всё же Император слишком занятый разумный, чтобы успевать заниматься ещё и писаниной…
— А что было дальше?
— Дженни! — натурально зашипел на маленькую кошкодевушку Семён. — Ты мне обещала? Обещала!
— Но мне интересно! — с прямотой и простодушной бесцеремонностью, доступной лишь восьмилетнему ребёнку, заявила звероухая.
— Простите, Светлана Васильевна, — повинился парень.
— Я же сама разрешила ей остаться, помнишь? — опять улыбнулась Светлая. — И потом, она же честно сидела и тихо слушала, пока мы не закончили чтение. Пусть уж лучше при тебе до конца смены побудет, чем опять сбежит из каюты. Представляешь, что будет, если в следующий раз она твой запах не найдёт?
— Ты — моё проклятье! — Юнга представил и схватился за голову. — Почему ты постоянно меня преследуешь?
— Мама сказала, «когда ты вырастешь — выберешь себе мужчину», — с видом, будто в который раз уже объясняет простейшую истину не самым умным, но хорошим в сущности людям, проговорила восьмилетка. — Ненавижу ждать. Выбрала сразу. Тебя.
Теперь сквозь палубу желали провалиться уже двое младших членов экипажа Литании. А когда разумные чего-то желают — они рано или поздно могут это осуществить. Как один из офицеров, непосредственно ответственных за живучесть корабля, Светлана не могла допустить такого исхода событий.