– Царских дочерей невместно за князей выдавать – те и так в своих челобитных пишут, что де холопы они великих государей и челом бьют, всячески чины выпрашивая и вотчины. Так что для нас, царевен, только одна дорога – или в тереме вечно сидеть, или в монашеский постриг принимать. Мне с тобой повезло, любовь моя – ты православный государь, из рода древних галицких королей. Бояре наши, как спесью не раздуваются, но жаба быком никогда не станет. Ненавидят они тебя люто, самозванцем и мужицким царем меж собою именуют.

– Завидуют, Софа. Да их смерды в мои земли бегут каждодневно – они разор терпят. А не хрен над людом измываться – тогда и уходить в поисках лучшей доли люди не станут.

– Непривычно сие для меня – бояре опора трона, а у тебя мужики и казаки. Почто ты их к земле не прикрепишь, да дворянам не раздашь поместьями?! Ведь нельзя казацким укладом жить – ведь даже у иноземцев таких вольностей, как у нас тут, нигде нет.

– Народа у меня живет мало – вместе с Крымом едва половина миллиона, леодра по московскому счету, наберется, может быть тысяч на сто больше, если с присягнувшими ногайцами и донскими казаками с запорожцами посчитать. А у твоего брата восемь леодров, не меньше. Да в Речи Посполитой столько же, а у Оттоманской Порты вдвое больше. И это приблизительный расклад, Софушка – перепись населения еще не скоро проводить будут. Смерды черносошные, холопы всякие, и тем паче рабы воинами быть не могут по определению!

Зато за свою свободу, любой вкусивший вольности, драться смертным боем будет! Таковы казаки! Вспомни, свет мой, что пять лет тому назад случилось? Хорошо, что донские атаманы и запорожцы бунт разинский не поддержали и супротив вольницы выступили – грянула бы беда великая!

– Ох, страсть тогда случилась страшная – тогда в палатах все притихли, только шепот горестный и тревожный раздавался. В Москве в любой момент холопы могли бунт кровавый поднять…

– Здесь не поднимут ни в коем разе! Ибо с турками и татарами сечи предстоят страшные – и так пять лет кровь потоками льется. Потому каждый беглец, что на мои земли приходит, вольность получает – мне воины нужны, и при том они должны трудолюбивыми страдниками оставаться, хлеб растить и железо плавить нужно!

– Понимаю это, муж мой, но еще не привычны мне как-то порядки в нашем царстве-королевстве. Как язык готский, коему учусь каждодневно, майн херц. И раскольников ты привечаешь – раньше они в Сибирь бежали, а теперь за Донец идут толпами…

– Так ли нам тут важно сколько перстов при молитвенной службе складывать?! Никон раскол учинил – а что ему греческие патриархи писали?! Так нет же – уперся, вознесся гордыней – себя с царем, твоим отцом сравнивать стал?! Потому я брату Федору и отписал – раз не нужны людишки эти, всех тут привечу, мне ведь степь Таврическую заселять нужно, благо ногайцев за Днепр изгнали. Здесь христиан всякого толка уйма проживает – армяне, греки, готы, поляки и потомки генуэзцев, сербы и болгары, наши невольники бывшие. Митрополиты терпимы и всех под одну гребенку не подводят, толерантность проявляют, ибо в любой момент магометане напасть могут в силе тяжкой. И устроят нам тут резню великую, если супротив них держаться не будем людно, купно и оружно.