В тот же день, чуть позже, мы отправились посмотреть «Гернику». К этому времени страсти слегка улеглись и хотя некоторое напряжение между нами по-прежнему сохранялось — оно когда-нибудь исчезнет? — по крайней мере, молчание нас не тяготило. Пока мы обходили здание музея, я исподтишка рассматривал сына. Он был, насколько я мог судить, в той же одежде, что и в Амстердаме: в замызганной футболке, обтягивающей костлявую грудь, джинсах, явно нуждавшихся в ремне, сандалиях на почерневших от грязи ногах. На подбородке редкая щетина, крайне негигиеничного вида, волосы прилизанные и немытые, и выглядел он самым настоящим заморышем. В общем, все как обычно, и я был этому рад.

И вот мы уже стояли перед «Герникой». Картина, поразившая мое воображение своими размерами, неожиданно взволновала меня, чего я, право слово, от абстрактного искусства не ожидал (боже мой, Конни, только послушай, что я говорю!). Мне хотелось насладиться ею в тишине, но я не стал мешать Алби разглагольствовать об историческом контексте и значении работы — озарение, наверняка снизошедшее на него после штудирования соответствующей странички Википедии, с которой я уже успел познакомиться во время завтрака. Он очень много говорил, обращая мое внимание на вещи, очевидные для любого человека, мало-мальски сведущего в искусстве. Наверное, хочет меня просветить, предположил я. По правде говоря, рассказывал он неинтересно и порядком меня утомил, но я сохранял спокойствие и утешался хорошо известной поговоркой относительно расстояния между яблоней и упавшим яблоком.

В кафе для пассажиров напротив вокзала Аточа мы взяли churros con chocolate[63].

Свет потолочных светильников отражался от оцинкованных столешниц, пол был усеян смятыми жирными салфетками. Конечно, не самое правильное время дня и года, чтобы есть жаренные в масле длинные кусочки теста, макая их в горячий густой шоколад, но уж очень хотелось спрятаться от удушающего полуденного зноя. Алби заверил меня, что здесь все именно так и делают, и, хотя кафе было абсолютно пустым, я предпочел не спорить с сыном.

— А где ты остановился?

— В хостеле.

— Ну и как он тебе?

— Хостел, он и в Африке хостел, — пожал Алби плечами.

— Никогда не жил в хостелах.

— Да неужели? И это говорит человек с сезонным билетом на все пригородные поезда.

— А на что это похоже?

— Мрачно. Негостеприимно. Негостеприимный хостел, — рассмеялся он.

— У меня люкс в отеле на Гран-Виа.

— Люкс? Ты что, олигарх какой?

— Я знаю. Это называется шиковать.

— Надеюсь, ты не опустошаешь мини-бар?

— Алби, я не сумасшедший. Но так или иначе, там есть свободная комната, возможно более удобная, чем у тебя. И диван-кровать. Только на время. Пока ты будешь решать, куда поехать дальше.

Он замолчал, чтобы стереть сахар со щетины на подбородке.

— Тебе что, не нравятся churros?

Я придвинул к нему тарелку:

— Интересно, как тебе удается столько есть и при этом оставаться таким худым?

Он передернул костлявыми плечами и сунул в рот очередной кренделек:

— Нервная энергия, наверное.

— Да, мне кое-что об этом известно.