— Мы волновались!

— Вы волновались, потому что не доверяете мне. Вы никогда мне не доверяли…

— Мы просто хотели знать, где ты находишься и что с тобой все в порядке, вполне естественное желание. А ты бы предпочел, чтобы мы не беспокоились?

— Папа, ты всегда так говоришь! Сразу после того, как наорешь на меня и пригрозишь мне пальцем, и все по тому, что вы беспокоитесь! «Мы беспокоимся», — говоришь ты, закрывая мне лицо подушкой и не давая дышать!

— Алби, не стоит драматизировать! Интересно, когда это я?.. Алби… — Он шел так быстро, что мне было за ним не угнаться. — Пожалуйста, не могли бы мы… Было бы гораздо проще, если бы мы могли… — Я остановился, согнулся, руки на коленях, надеясь, что Алби не исчезнет. А когда поднял глаза, то обнаружил, что он стоит рядом и нетерпеливо роет пяткой дорожку. — Я хотел… извиниться… за то, что сказал тебе в Амстердаме…

— А что именно ты сказал в Амстердаме, папа? — спросил он, и я понял, что сын отнюдь не намерен облегчить мне задачу.

— Алби, не сомневаюсь, что ты все прекрасно помнишь.

— Просто хотелось бы уточнить…

У меня со лба прямо на дорожку тек пот. Я увидел, как капли ударяются о землю, и сосчитал их: одна, две, три.

— Я сказал, что хочу извиниться за своего сына. А теперь я говорю, что это не так. Да, я считаю, что ты хватил через край, да, я считаю, что не стоило затевать драку, но я не совсем правильно выразился и теперь собираюсь попросить у тебя прощения. Лично. За это. И за все те прошлые разы, когда моя реакция была неадекватной. Последнее время я был в таком напряжении… на работе, ну и дома тоже, и… В любом случае. Я виноват. Прости. Ты принимаешь мои извинения?

— Нет.

— Понимаю. А могу я узнать почему?

— Я считаю, ты не должен извиняться за то, что на самом деле думаешь.

— Алби, а что я на самом деле думаю?

— Что я тебе только мешаю.

— Алби, как ты можешь так говорить?! Ты мне очень, очень дорог. Извини, что я не всегда умею выразить свои чувства, но ты наверняка понимаешь…

— Папа, все, что ты делаешь, все, что ты говоришь мне… буквально пронизано… презрением, от тебя постоянно исходят неприязнь и раздражение…

— Разве? Не думаю, что есть…

— И вообще, ты меня вечно принижаешь и критикуешь…

— Ох, Алби, ты ошибаешься. Ведь ты мой мальчик, мой дорогой мальчик…

— Господи, да я вроде даже не твой любимый ребенок!

— Алби, ты о чем?

Он резко выдохнул через нос, губы вытянулись в трубочку, в детстве у него всегда становилось такое лицо, когда он пытался сдержать слезы.

— Я видел фотографии, которые вы припрятали. Я видел, как ты и мама смотрите на них с тоской.

— Алби, у нас и в мыслях не было что-либо припрятывать. Мы же тебе их показывали.

— А тебе не кажется это странным?

— Отнюдь!!! Ни в малейшей степени. Мы никогда не скрывали правды о твоей сестре. Ведь то, что она существовала, не есть страшная тайна — это было бы ужасно! Да, мы любили Джейн, когда она родилась, а теперь мы любим тебя, и ничуть не меньше.

— За исключением того, что она ни разу не обосралась, ведь так? Она ни разу не опозорила тебя на людях, ни разу не облажалась в школе. Она должна была стать идеальной, тогда как я, твой сын, — раздолбай…