Воин, что довершил дело, подошел к распростертому на снегу телу и приподнял за волосы бездыханного Владимира. Внимательно посмотрев в лицо, монгол сплюнул, а затем произнес что-то на своем языке — древнем, как само время. И если бы возле Черной пирамиды сейчас оказался хоть кто-то, кто понимал этот язык, он бы услышал следующее:

— Этот червь еще жив?!

Закованный в вороненную броню вожак, что не участвовал в этой травле, а лишь наблюдал со стороны, с удивлением поднял брови:

— Не может быть?! Чертов бледнолицый! Подумать только, словно волк он сражался против нас в одиночку, будто мы всего лишь стая псов! — Воин о чем-то задумался, а потом продолжил: — Возможно, это потешило духов, и они даровали ему жизнь.

— Но он сильно изранен! — возразил монгол, что держал Волкова за волосы. — И, похоже, укушен отцами. Лишить его жизни будет милостью!

— Грешно идти наперекор духам! — покачал головой вождь племени Айеши. — Если доживет до рассвета, то такова воля духов, и не нам нарушать ее!

— Так мы что же, отпустим его?! — удивился монгол. Его раскосые глаза округлились, а вертикальные зрачки расширились.

— Конечно же, нет! Мы закуем его в цепи! Из такого дикого зверя выйдет хороший раб! — И он громко расхохотался.

Конец первого тома.