— Нет. Не понимаю, Владимир Тимофеевич! Я его на своем горбу из-за семи морей пер. Мы с ним через такое прошли… На сотню оперов хватит. И он остался жив. А теперь здесь, в Москве…
— Тихо, — сердито проговорил Рокотов и покосился на санитаров, выкативших из комнаты каталку с пластиковым мешком.
Санитары покатили коляску мимо Кремнёва. Когда они поравнялись с Егором, он резко протянул руку и схватил одного из санитаров за запястье.
— Постойте!
Санитары остановились и недоуменно уставились на Егора.
— Простите, — угрюмо сказал Кремнёв. — Я хочу посмотреть на труп.
Рокотов дернул Егора за рукав:
— Егор, ты что, с ума сошел?
Кремнёв взглянул на генерала исподлобья.
— Владимир Тимофеевич, я все равно посмотрю. Вы меня не остановите.
Рокотов пару секунд молчал, глядя на Егора недовольным взглядом, затем пожал плечами:
— Черт с тобой. Дайте ему посмотреть, — приказал он санитарам.
Кремнёв ухватил пальцами застежку молнии и потянул ее вниз. Мешок раскрылся, и на Егора глянуло обезображенное выстрелами лицо.
Кремнёв скривился.
— Тут ведь даже лица не осталось, — проговорил он.
— Скажи спасибо убийцам, — сухо сказал Рокотов. — Насмотрелся? Закрывайте!
Один из санитаров потянулся к молнии, но Егор остановил его и сам ухватился за застежку. Генерал гневно сверкнул глазами:
— Егор!
Кремнёв, не слушая его, расстегнул молнию до самого живота жертвы.
— Вы его что тут — неделю не кормили? — изумленно проговорил он. — Худой он какой-то.
Он потянул застежку еще ниже и бесцеремонно раздвинул края мешка. Несколько секунд Кремнёв смотрел на вылинявшую майку на бретельках и мятые семейные трусы убитого.
— Ну и майка с трусами на нем!
Рокотов оттолкнул Кремнёва, резко застегнул молнию и сухо приказал:
— Езжайте!
Санитары покатили каталку дальше. Кремнёв задумчиво посмотрел им вслед и вдруг сорвался с места. В два прыжка он настиг каталку и рявкнул:
— Ну-ка, стойте!
Оказавшись у каталки, он ухватил застежку и на этот раз расстегнул молнию до конца.
Лицо у Кремнёва вытянулось от удивления: бедра у трупа были гладкие, ни малейшего намека на след от пулевого ранения.
Егор застегнул молнию и проговорил севшим от волнения голосом:
— Давайте, везите.
Когда он вернулся к Рокотову, тот смотрел на наручные часы.
— Товарищ генерал… Владимир Тимофеевич…
— Что еще? — устало спросил Рокотов.
— На каталке не он.
— Что?.. Кто?
— Это не Шеринг, — угрюмо сказал Кремнёв. — У Шеринга должен быть шрам на ноге. Год назад я прострелил ему бедро. Ранение было сквозным.
Рокотов взял Егора за лацкан пиджака, быстро приблизил к нему свое морщинистое лицо и веско проговорил:
— Заткнись.
— Но…
Генерал подхватил Егора под локоть и вывел его из студии на балкон пентхауса. Кремнёв поежился от порыва ветра и спросил:
— Что происходит, Владимир Тимофеевич?
Рокотов поднял ворот плаща и сказал:
— Шеринг дал показания.
— И что?
— Эта была цена его свободы.
— Свободы?
Рокотов кивнул:
— Да. Там, в пентхаусе, лежит уголовник Лебедев по кличке Волкодав. Его оприходовали дружки. Вчера, рано утром, на этапе. Ну а наши дорисовали.
Кремнёв помолчал, посмотрел на морщинистую щеку генерала и тихо спросил: