Работяга поднял заскорузлые руки с поломанными, неровными и грязными ногтями:

– Вот как он загребает наши денежки! Этот чертов полковник Кортни!

Дирк не сводил взгляда с говорящего. Его руки сжались в кулаки. В помещении вдруг повисла тишина, и дальнейшие слова работяги зазвучали еще громче:

– Все знают, сколько он нам платит, – тридцать два фунта в месяц… и ни пенса больше! Тридцать два фунта в месяц!

– А кому и двадцать пять, – сухо заметил один из сидящих с ним за столом. – Я тебе вот что скажу: не нравится – поищи работу получше, если сможешь. А я останусь здесь.

– Да не в этом суть. Этот бездельник и прощелыга, этот подонок сидит на нашем горбу… нашим горбом делает себе состояние… и я говорю, он мог бы платить нам больше! Я считаю…

– Думаешь, ты стоишь того?! – крикнул вдруг Дирк, соскакивая со стула.

По залу прошел шум, все с любопытством повернули к нему голову.

– Да не тронь ты его, Дирк, он уже на бровях, – взволнованно прошептал Генри. – Не начинай!

Он повысил голос, поворачиваясь к работяге:

– Хватит с тебя, Норман. Тебе давно домой пора. Твоя старушка заждалась тебя с обедом.

– Черт побери! – крикнул Норман, мутным взглядом глядя в сторону Дика. – Черт побери, это же щенок Кортни!

Лицо Дирка словно окаменело. Он медленно двинулся к работяге.

– Да брось ты его, Дирк, – проговорил Арчи.

Он схватил Дирка за руку, но тот, не останавливаясь, вырвался.

– Ты оскорбил моего отца. Ты назвал его подонком! – выкрикнул он.

– Верно, – кивнул Норман. – Твой папашка подонок, кто же еще. Твой папашка подонок и сволочь… счастливчик, ишь ты… бездельник, да он ведь в жизни не проработал полного рабочего дня… насосался нашей крови и доволен, подонок. И его волчонок такой же никуда не годный щенок, бездельник, который все свое время проводит…

Дирк выбросил кулак прямо ему в зубы; тот слетел со стула и, раскинув руки, шмякнулся на пол спиной, перекувырнулся назад и встал на колени, выплевывая кровь, а заодно и выбитый зуб.

– Ах ты, сучонок… – проговорил он сквозь кровь.

Дирк левой ногой сделал шаг вперед, а носком сапога правой, вкладывая в толчок весь свой вес, нанес удар противнику в грудь, опрокинув его на спину.

– Черт, да остановите вы его! – крикнул Генри, сам оставаясь, однако, за стойкой.

Но все сидели как парализованные, глядя, как Дирк нагнулся за барным стулом, поднял его над головой работяги и с силой, помогая всем телом, словно колол дрова, обрушил его на лежащего. Тяжелое деревянное изделие врезалось ему прямо в лоб. Удар получился жесткий, потому что голова лежала на твердом полу. Череп Нормана раскололся как орех, из ноздрей на посыпанный опилками пол двумя струями плеснула кровь.

– Ты же убил его… – раздался после долгого молчания чей-то голос.

– Да, – не стал спорить Дирк. – Я убил его. Да, я убил человека.

Душа его пела, эти слова яростно распирали его глотку. Они наполняли его грудь, ему даже трудно стало дышать. Он стоял над мертвым телом, упиваясь каждой секундой этого чувства. Ноги его дрожали, мышцы щек так напряглись, что, казалось, сейчас порвутся.

– Да, я убил его, – повторил он.