Руфь отобрала четырех человек.
– Отнесите нкозизану в его комнату, – приказала она.
Помолчав, обратилась к одному из конюхов:
– Скачи и срочно отыщи нкози. Скажи, чтобы ехал как можно быстрее.
Шон приехал быстро. Обезумевший от тревоги, он чуть не сорвал дверь в комнату Дирка, вломившись внутрь. И остановился на пороге как вкопанный, с ужасом уставившись на спину Дирка.
Голый по пояс Дирк лежал на кровати лицом вниз, а Руфь трудилась над ним с губкой в руке. Рядом с ней на столе стоял тазик с водой, и в воздухе витал резкий запах антисептика.
– Боже мой! Что с ним случилось?
– Я немножко отхлестала его плеткой, – спокойно ответила Руфь.
Разинув рот, Шон посмотрел на нее, потом на Дирка:
– Так это сделала ты?
– Да.
Гнев перехватил Шону горло.
– Боже милостивый! Ты же изорвала его в клочки. Ты же чуть не убила его. Но почему?
– Так было надо.
Абсолютная уверенность в голосе Руфи и полное отсутствие раскаяния смутили Шона. Он вдруг засомневался, стоит ли здесь сердиться.
– Что он натворил?
– Я не могу тебе этого сказать. Это касается только нас двоих. Ты должен поспрашивать Дирка.
Шон быстро подошел к кровати и опустился на колени:
– Дирк… Дирки, мальчик мой, что случилось? Что ты такое натворил?
Дирк поднял лицо с подушки и посмотрел на отца:
– Так, чепуха. Не важно.
Он снова спрятал лицо в подушку, голос его зазвучал приглушенно, и Шон засомневался, что понял правильно.
– Что ты сказал? – переспросил он.
– Я сказал, что сам виноват, – отчетливо ответил Дирк после короткой паузы.
– Да-да, я так и понял.
Шон встал, явно озадаченный:
– Послушай, Руфь… я не знаю, зачем ты за мной посылала. Мне кажется, с ситуацией ты прекрасно справилась сама.
Подойдя к двери, он оглянулся, словно хотел что-то еще сказать, но передумал и, покачав головой, вышел.
В ночной тишине, уже перед тем, как уснуть, Шон уткнулся в щеку жены.
– Ты знаешь, мне кажется, сегодня ты сделала то, что мне следовало сделать много лет назад, – сказал он. И продолжил с сонным смешком: – По крайней мере, теперь никто больше не сомневается в том, кто хозяйка на ферме Лайон-Коп.
77
Шон относился к жизни с простодушной простотой и открытостью – он считал, что любую проблему решишь, если мгновенно начнешь действовать.
Увлекся женщиной – значит надо ее взять. Если не получилось сразу – женись на ней.
Захотел получить кусок земли, или лошадь, или дом, или золотой прииск – заплати и пользуйся на здоровье. Нет денег, так пойди и найди их.
Понравился тебе человек – встречайся с ним, выпивай, ходи на охоту – словом, весело проводи с ним время. Не понравился – либо дай ему в морду, либо высмеивай, издевайся над ним. В любом случае он не будет сомневаться в твоих к нему чувствах.
Отбился от рук сынок – сначала выколоти из него дурь, а потом подари ему что-нибудь подороже: пусть не забывает, что ты его любишь. Шон признавал, что с Дирком он несколько запоздал, зато Руфь совершила полезное дело, причем весьма эффективно. Ему оставалось только вызвать сына к себе в кабинет и слегка поорать на него. Через недельку он вернулся из Питермарицбурга и, смущенно хмурясь, вручил Дирку отступные подарки. Во-первых, оправленный медью кожаный футляр с дробовиком ручной работы мастера Гринера из Лондона, с серебряной инкрустацией, блестящим прикладом, и ложей из орехового дерева, и сменными стволами из дамасской стали. Во-вторых, кобылку-двухлетку по имени Солнечная Плясунья с гугенотского племенного завода в Вустере. Ее родила Пляска Урожая от Солнечного Лорда; эта лошадь, представительница одной из самых чистых кровей в Африке, непревзойденная по скорости, обладала исключительной красотой. Шон заплатил за нее тысячу гиней и считал, что выгоднее сделок он еще в жизни не совершал.