Поднималось все больше и больше лестниц, и вскоре микенские воины взобрались на галерею. Андромаха видела, как на них набросились простолюдины с мечами и дубинками, сражаясь неумело, но отчаянно. Женщины все еще стояли на местах, выпуская стрелы во врага.
Защитники внизу были вынуждены отступить к каменной лестнице, и Андромаха увидела, как несколько троянских воинов побежали вверх по ступеням. Потом она поняла, что они бегут, чтобы защитить галерею.
Каллиадес оставил Геликаона и Банокла сражаться бок о бок на лестнице и ринулся вверх по ступеням к Андромахе. На бегу он прорычал:
— Отступайте, Андромаха, немедленно!
Вооруженный теперь двумя мечами, он врезался в нападающих микенцев.
Андромаха крикнула женщинам, веля отступать в покои царицы. Одна лучница уже погибла, но несколько раненых женщин прохромали мимо, в том числе маленькая Анио; кровь струилась из ее руки. Остальные продолжали сражаться, выпуская в микенцев стрелу за стрелой. Две лучницы упали, и Пенфиселея некоторое время стойко сражалась одна, потом упала с кинжалом в боку.
Андромаха схватила ее пучок стрел, повернулась, чтобы уйти — и увидела, что к ней идут два микенских воина, отрезав ей путь к бегству. Первый ринулся на нее с мечом. Она отбила удар связкой стрел, потом схватила одну стрелу в кулак, шагнула вперед и с криком ударила атакующего в глаз. Микенец упал, вцепившись в древко. Второй воин занес меч для смертельного удара, но упал на колени — сзади его саданули по голове дубиной. Ошеломленный микенец обернулся и вонзил меч в живот ударившего его человека. Андромаха подняла меч первого микенца и рубила им второго по шее, пока тот не затих.
Она перешагнула через трупы, чтобы добраться до своего спасителя, который тяжело привалился к стене; густая кровь пропитала спереди его одежду. Андромаха опустилась рядом с ним на колени.
— Помнишь меня, госпожа? — прошептал он. Кровь потекла у него изо рта.
Мгновение Андромаха не могла его узнать. Потом увидела, что на его правой руке не хватает трех пальцев, и вспомнила пьяного на улице, ветерана Троянской конницы, который назвал ее богиней.
— Ты Пардонес. Спасибо, что спас мне жизнь, Пардонес.
Умирающий что-то сказал, но его голос был слишком слаб, и Андромаха не расслышала. Она нагнулась над ним.
— Пусть это будет у тебя, — пробормотал он.
Потом его сиплое дыхание внезапно прервалось.
Андромаха выпрямилась со слезами на глазах и увидела на полу рядом с рукой погибшего золотую брошь, которую дала ему за храбрость и верность.
Вытерев лицо тыльной стороной руки, она встала, бросила последний взгляд на мегарон, где сражался Геликаон, а потом, послушная приказу Каллиадеса, побежала по каменному коридору обратно в покои царицы.
Первая комната представляла собой бойню. Дюжины тяжело раненных воинов лежали на полу; их притащили сюда их товарищи или простолюдины. Тут было и несколько раненых женщин. Андромаха увидела, что сюда принесли Пенфиселею, все еще живую, но с мертвенно-бледным лицом. Рядом с ней лежала Анио, ее голова покоилась на коленях сестры.
Юный Ксандер переходил от одного человека к другому, подавленный числом раненых, которых продолжали приносить. Он останавливал кровотечение, утешал раненых, держал за руку умирающих. Он поднял глаза на Андромаху, и та увидела, что лицо его посерело.