Саша посмотрел на выплавленный тол и довольный улыбнулся:

— На десяток мин хватит.

Вверху на тропе послышались шаги.

— Стой! Не подходи! — закричал Подымалкин.

— Саша-а! К командиру, — раздался в ответ голос медицинской сестры Зои. Она продолжала спускаться, по тропинке катились камни.

Саша разбросал костер, стал торопливо его затаптывать.

Когда обернулся, увидел рядом с собой Зою, невысокую, но статную, с санитарной сумкой — трофеем через плечо.

— Опять караулила? — строго спросил Подымалкин. — Думаешь, твои бинты…

— Не-ет, Саша, я же помочь. Не донесешь один.

Подымалкин отвернулся. Он всегда терялся, когда оказывался с глазу на глаз с Зоей. Молча они поднялись, поделили комки тола и пошли по тропе: Подымалкин — впереди, а за ним Зоя. Оба думали об одном: командир, конечно, вызывал на задание.

Как сообщила разведка, 26 мая по железнодорожной линии на Брянск пойдет вражеский эшелон с живой силой и боеприпасами. Эшелон нужно было взорвать у Черного Яра, не пропустить к Москве. Разведка также донесла, что полотно железной дороги усиленно охраняется патрулями, что подходы к нему открыты: в обе стороны на сто метров фашисты вырубили лес, что впереди эшелона пройдет «овечка» — паровоз серии «ОВ» — с платформой охраны. Последнее было известно и по опыту: в таких же условиях уже семь вражеских эшелонов были пущены под откос, из них три Сашей Подымалкиным. И вот еще один на очереди…

Подрывники выступили с восходом солнца. Впереди — старший группы Борис Игнашков, с проседью в давно не стриженных волосах, смуглый и длинный, как жердь, за ним — Алексей Ижукин, коренастый и русоголовый, Петр Берестнев, щуплый и похожий на подростка. Последним шел Саша Подымалкин, нагруженный больше других.

Зоя насильно затолкала им в карманы индивидуальные пакеты — тоже трофей. Но подрывники, отойдя от лагеря, выбросили их — мешали.

— Мы ж не пехота, — усмехнулся Игнашков.

Зоя, украдкой провожавшая их из лагеря, подобрала три. Четвертого не было. Кто оставил? Хотелось, чтобы Саша.

— Километров тридцать придется отмахать сегодня, — сказал Игнашков. — Как у тебя сапоги, Саша?

Подымалкин старался втянуть выпирающие из рваного сапога пальцы, но это не удавалось.

— Выдержат, — ответил Саша, двигая ногами по траве.

Ижукин улыбнулся:

— И скажи-ка, ни один фашист не попался с сорок пятым размером. Или у них все куцелапые?

— Попадется! — уверенно сказал Игнашков. — Не здесь, так в Берлине.

— В Берлин идти в трофее не к лицу, — серьезно ответил Подымалкин. — К тому времени мне по особому заказу сошьют.

— Со скрипом.

— Чтоб и свадьбу в них отплясать.

— С Зоей.

Игнашков прикрикнул: забылись хлопцы.

Сбавив тон, Берестнев все же продолжил:

— Зойка тебе, Саша, под стать. Она никак сорок второй носит, не меньше… А любовь у вас пока на малых размерах держится.

Саша нагнал Берестнева и положил на плечо ему свою широкую ладонь. Берестнев, будто сломился, сел на тропу…

Полдня партизаны шли настороженно, без разговоров. Они уже находились в расположении вражеских гарнизонов: теперь надо быть начеку.

Не выходя на мосты, перешли реку Ревну, два гнилых ручья. Начались топи Черного Яра. Мокрые, грязные, тяжело передвигая ноги, цепляясь за валежник, коренья, траву, они увязали в тине.