— И что, он вот так сразу поверил? А если бы это был розыгрыш?

— Я тебе что сказал? Не перебивай! Поверил, еще как поверил. У меня к тому разговору был уже козырь один заготовлен, так я его почти сразу и выложил. Помнишь, когда первую девочку нашли? Нет, не вообще, а с сережкой во рту. Не напрягайся, я тебе сам скажу. Было это за месяц до моего с Иваном Андреевичем знакомства. Я тогда сделал для себя пару снимков, так сказать, на память. Ну вот, они мне и пригодились. Писатели, им же одного надо, им славу подавай. Причем мало того, что прижизненную, им еще и посмертной охота. Только вот потом неувязочка у нас с ним вышла. Оно ведь как сказано? Безумству храбрых поем мы песню! А что делать, если безумство есть, а храбрости маловато? Пока расследование было где-то далеко, наш бумагомаратель был весел, пьян и полон предвкушения мировой славы. Он уже сам собирался распустить слушок о странных убийствах, удивительным образом напоминающих сюжеты из его гениальных книг, как вдруг к нему приехал, угадай — кто. Бинго! Следователь Лунин собственной персоной. Мне, кстати, кажется, ты с прошлого раза малость растолстел. Есть такое дело?

— Немного, — неохотно признался Лунин.

— Немного… Скажи уж честно, килограммов десять набрал?

Илья молча кивнул, не пожелав уточнять то обстоятельство, что набранных килограммов было несколько больше.

— Я так и подумал. Так вот, Короленко, когда тебя первый раз увидел, чуть со страху тебе все не выложил. Хорошо, я как раз в это время у него в гостях был.

— Так это, — Илья озадаченно потер щетину на подбородке, — это твои шаги я тогда слышал на втором этаже?

— Ну а чьи же? Или ты думал, что это дух его покойной жены там топает да каналы переключает? В конце концов, тогда все сложилось как нельзя лучше. Мы подсунули тебе этого дурачка, Смотрова. Ты выполнил свою часть программы, ну а Шубин позаботился о том, чтобы Смотров не смог наговорить лишнего.

— Так что, Шубин тоже знал обо всем? — Илья вспомнил последнюю, не самую приятную, встречу с начальником Засольского следственного управления.

— Да ты что! Если бы он узнал все, его бы кондрашка на месте прихватила. Просто Шубин, пока карьеру делал, сам немало грешков накопил. Из них парочку серьезных. А Иван Андреевич в свое время помог сделать так, чтобы эти грешки сильно в глаза окружающим не бросались. Так что, можно сказать, здесь у них взаимозачет вышел. Потом, правда, этот гусь вспомнил, что он какой-никой, а следователь, и начал много глупых вопросов задавать, вот как ты сейчас. Пришлось указать ему на дверь.

— И куда эта дверь? — заинтересовался Лунин.

— Отсюда. Раз, и вышел. Только я думал, что все уладилось, так надо же, Короленко из Москвы приехал. Он же каждый год катается, полное обследование проходит. Раньше-то в Корею ездил, а в этом году, сам знаешь, границы закрыты, пришлось на родине делать. В общем, уж не знаю, как оно так вышло, то ли в Москве рентген новее, чем у корейцев, то ли и впрямь за год у него так наросло, только оказалась у нашего Ивана Андреевича опухоль, причем совершенно неоперабельная. Он мне даже снимок показывал. Здоровенная такая штуковина, она на мозг не то что давит, она его буквально выдавливает. Видать, настолько выдавила, что у него тоже в голове помутнения начались всякие. Каяться начал, грехи замаливать. Я-то сам думаю, что ежели ты в церкви свечку потолще купишь, грехов меньше все равно не станет, но это ладно, свечки, они ведь лишнего не болтают, молча сгорают. А Короленко вот молча не захотел. Ультиматум мне выдвинул, представляешь. Мол, надо с душегубством завязывать и жизнь вести праведную, кому сколько осталось. Можно было с ним, конечно, как с Шубиным, вопрос тихо решить. Но это разве интересно, да и знаешь, привязался я к старику уже, хотелось дать шанс ему.