– Разрешите, ваше императорское величество? – совсем не по-библиотечному, под сводами Морского собрания прозвучал командный голос начальника Главного управления кораблестроения и снабжений адмирала Верховского. Император заметил, как при первых же словах опустил голову и напрягся капитан по адмиралтейству Крылов, нынешний заведующий опытовым бассейном, а в будущем – лауреат Сталинской премии, и вспомнил, что в эвакуации во время Отечественной войны Алексеей Николаевич писал в своих мемуарах: «Верховский имел тот взгляд, что всякий подрядчик – мошенник, что цену надо сбивать как можно ниже, что все чиновники – взяточники, поэтому все постройки, при нем возведенные, были чисты и красивы снаружи и весьма непрочны по сути дела. Чиновники и инженеры его боялись, правду от него скрывали и во всем ему поддакивали, и получалось недорого, да мило, а дешево, да гнило…»
– Главное преимущество нашего флота, – говорил тем временем адмирал, – по которому Германия никогда не сможет с нами сравниться, – это героизм и стальной дух наших моряков, овеянный славой побед при Гангуте и Гренгаме, при…
– Спасибо, Владимир Павлович, – перебил Верховского император, – мы помним о славных достижениях Российского флота и не забыли про подвиги тех, кто их ковал. Слишком часто случается, что героизм одних – это разгильдяйство и вредительство других. Поэтому предлагаю проявить героические качества на своем рабочем месте сейчас, чтобы потом нашим морякам не пришлось компенсировать их во время сражения.
Верховский мгновенно превратился в вареного рака, поправил ставший тесным воротник мундира и, кашлянув, отчеканил:
– Ваше императорское величество, я готов умереть, если вы прикажете!
– Эх, Владимир Павлович, – качая головой, император подошел к адмиралу, – вы своей смертью никакой пользы Отечеству не принесете. Наша с вами задача – сделать так, чтобы другие не умирали, особенно в мирное время…
– Простите, ваше величество, не понял…
Император, не опуская головы и глядя прямо в глаза адмиралу, нащупал закладку в своей тетради, открыл ее и, подняв на уровне плеч, голосом преподавателя, читающего надоевшую лекцию, произнес:
– Третьего марта 1897 года на служившем в Средиземном море «Сисое Великом» произошел взрыв в кормовой башне – орудие главного калибра выстрелило при открытом замке. Крыша башни была наброшена на носовой мостик, разбиты все механизмы и приборы, поврежден паровой катер, стеньга и световые люки. Погибло пятнадцать человек, еще пятнадцать были тяжело ранены. Корабль был поставлен в ремонт во французский военный порт Тулон, причем при осмотре французскими инженерами были выявлены вопиющие факты из ряда вон плохой работы отечественных верфей. По верхней кромке брони вдоль всего борта шла сорокамиллиметровая щель. Ее «прикрывала» замазка. Вываливались заклепки трапов, палубный настил был изготовлен из гнилого дерева. Более того, не были заклепаны даже отверстия в переборках погребов боеприпасов… И так далее и тому подобное. Хотите как-то прокомментировать, Владимир Павлович?
Из багрово-красного лицо Верховского сделалось пятнистым, как шкура леопарда. Ему явно не хватало воздуха, он буквально прохрипел, судорожно вдыхая после каждого третьего слова: