В руке Сама появился меч. Он странным тоном, словно с радостью, протянул:

— Та-ак. Похоже, их всё ещё вдвое больше, чем нас.

Я заметил:

— И это не считая Призраков.

Он кивнул:

— Отлично. Я готовился к чему-то подобному всю свою жизнь, с тех пор как дед подарил мне первый меч. Правнукам даже не придётся врать, что враги затмевали нас числом.

Я помотал головой и с восхищением протянул:

— Ты безумец.

Сам ухмыльнулся:

— Ты не меньший, Ледяной Мясник Даргел, — спустя миг развернулся и закричал. — Мои верные стражи, сегодня мы совершим подвиг, о котором будут рассказывать нашим детям. И детям наших детей. Плевать, что там происходит в Империи, в которую никто из нас и не стремится. Но сегодня Стражи впустили сектантов на земли нашего Пояса. И нам нужно полить её их кровью. Вперёд! Вскроем им глотки!

Я лишь покачал головой. Не сказать чтобы меня воодушевила эта речь, но людям Сама хватило. Они заорали, двинулись вперёд, расходясь в стороны. Помедлив вдох, я шагнул вслед. Негромко сказал Зотару:

— Не лезь на рожон, лучше выбери одного из людей Сама, посильней и помогай ему в схватке. Они явно более привычны к прямому сражению, чем ты. Я тоже буду идти за спиной Сама.

Зотар кивнул и достал из кисета меч.

Это оказалось совсем нелегко. Ничуть не легче, чем в предыдущей схватке. Даже я обзавёлся двумя глубокими ранами. Для трети из людей Сама она и вовсе стала последней.

Зато теперь между посохом и нами не осталось никого из сектантов. Несколько десятков уцелевших в бойне бежали прочь, в поля, победив даже Указы, что до этого гнали их на нас.

Теперь не нужно было вглядываться, щурясь, в пробой. Если в пробоях Мастеров Зотар только видел какие-то тени, то здесь можно обойтись и без его таланта. Чем ближе мы подходили, тем прозрачней становилась поверхность пробоя. Сейчас до него было не больше десяти шагов и его насыщенный фиолетовый цвет остался лишь по краям. Середина стала почти прозрачной.

И теперь видна не только рука, сжимающая посох, но и тот, кому она принадлежала.

И первое, что я мог бы про него сказать: он оказался уродлив. Сутулый, высохший старик. Седые волосы, на которых не видно и следа стихии, зато видны вплетённые костяные бусины. Желтоватая старческая кожа с пятнами на ней. Обвисшие щёки, крючковатый нос, изрезанное морщинами лицо неправильной формы. Едва ли не брат того мерзкого старикашки, которого подсунул мне дух малого испытания Стражей в Миражном.

Перед нами стоял, конечно, не тот иллюзорный образ. Но одетый на старика халат с вышивкой, красивый, яркий халат, лишь подчёркивал необычную для идущего старость и уродство. За его спиной теперь оказался виден большой зал с колоннами у стен и стоящие на коленях… ученики и слуги? Два парня с мечами на поясах и почти десяток девушек за их спинами, одетых лишь в полупрозрачные одеяния.

Сам глотнул зелья, сплюнул:

— Вот старый хрыч, да у него уже небось отсохло всё, а всё туда же.

Впереди и слева добили последнего сражавшегося сектанта, и старик вдруг заговорил, обнажив жёлтые, сточенные зубы. И его неожиданно было отлично слышно, несмотря на поверхность портала бликующую стеклом между нами: