Пока меня массажировали, я расслаблялся в полудреме, полуприкрыв глаза. Разогревшись достаточно, жестом поблагодарил и отослал девушек. Проигнорировав при этом недвусмысленные намеки на языке тела. Не знаю уж, с чем связано такое настойчивое внимание – либо я такой неотразимо привлекательный и красивый, либо старшие жрецы дали юным девам указание познакомиться со мной поближе. Но неважно – знакомиться ближе ни с кем из них не собирался.
Со стуком деревянных подошв сандалий по мрамору я прошелся по терпидарию и нырнул в бассейн, слегка освежиться. Пока плавал, в бани пришли и Кавендиш с Ливией. Кавендиш, оценив встретившую его компанию девушек, сразу скинул с себя халат и расположился на лавке для массажа. Ливия же жестом отказалась от услуг и уселась вдали у стены, закрыв глаза. Вместо халата на ней была тонкая белая простынь – наброшенная на плечи на манер плаща, которую она не сбрасывала. Не обращая ни на кого внимания, Ливия так и сидела, греясь, укутанная тонкой белой тканью до самого подбородка.
Немного поплавав в теплой воде бассейна, я созрел для того, чтобы направиться в кальдарий – самое горячее помещение терм. Здесь, под сводами наполненного паром помещения никого не было. Вообще никого, даже персонала. Высокое помещение с арочными потолками, полностью заполненное густым паром – сквозь который проглядывали украшающие стены горельефы в виде фигур септиколийских богов и героев.
При взгляде на скрытые маревом фигуры на пару мгновений мне вдруг показалось, что я вновь оказался в Нифльхейме. Оказался в густом мареве тумана, в глубине которого бредут по мосту через Стикс безвольные души; но это чувство быстро сгинуло. Здесь все же было тепло – без промозглой стужи Нифльхейма, поэтому мозг не дал себя обмануть.
Все же, прогоняя тень внезапного морока, я несколько раз ударил пяткой сандалии в пол – неожиданно порадовавшись подобному решению обуви, которая меня сначала удивила. Громкий стук окончательно разогнал даже эхо моих страхов.
Повесив халат при входе, я прошел вглубь зала, сел на широкую скамью и прислонился к мрамору стены. Жар здесь был гораздо сильнее, чем в тепидарии, и через несколько минут я почувствовал, как по лицу стекают капли пота. Некоторое время просидел в одиночестве, но вскоре послышался громкий деревянный стук шагов, и ко мне присоединился Кавендиш.
Он присел неподалеку, и несколько минут стояла полная тишина. Я уже достаточно прогрелся и пропотел. Но как раз тогда, когда подумал, что пора бы уже навестить фригидарий – прохладную комнату с бассейнами, снова раздались звуки шагов. В этот раз не такие громкие как у Кавендиша, гораздо более легкие. Почти неслышные, даже несмотря на деревянные подошвы сандалий.
Ливия практически бесшумно прошла в кальдарий, наконец сбросила с плеч простынь и, постелив ее на скамье напротив, присела. Все это время я и, уверен, Кавендиш тоже, не отрывал от нее взгляд. И дело было совсем не в природной грации и красоте Ливии, которую мы впервые видели обнаженной. Дело было в том, что по всему ее телу тянулась вязь выцветшей татуировки – созданной из множества переплетенных змей.