После обеда Геля быстренько убралась к себе, переоделась в свой любимый домашний костюмчик (его бабушка подарила, бархатный, мягкий-премягкий, а к капюшону курточки пришиты длинные заячьи уши; папа называл его чудовищной пошляндией, только много ли он понимает в хороших вещах?), натянула капюшон и свернулась на кровати калачиком.
Собиралась поплакать, но ненадолго отвлеклась на прелести современной одежды – до чего же удобно, мммм! Вот о чем она ни минуточки не скучала, так это об унылых платьях и кошмарном белье начала двадцатого века.
Мама вошла тихо, как кошка, не постучалась, не скрипнула дверью. Присела на кровать рядом с Гелей:
– Плачет мой зайчик?
– Я не зайчик. Я ослица. – Дочь сердито вытерла слезы, кстати, свесившимся с капюшона тряпичным ухом. – А ты разве не спешишь на работу?
– Никуда я не спешу, – покачала головой мама. – Предупредила, чтоб сегодня не ждали. Хочешь, поговорим?
– Да! – с готовностью кивнула Геля.
Слезы высохли. Вот ведь ослица, иначе и не скажешь! Мама наверняка в курсе – и о Поле Рындиной, и о… Да мало ли о ком еще!
– Мама, помнишь, ты мне рассказывала о прабабушке? Ну, о том случае, когда она упала, ударилась головой… Помнишь?
– Ты хочешь поговорить о прабабушке? – удивилась Алтын Фархатовна. – Я думала, что…
– О прабабушке, – твердо ответила Геля. – А то папа все уши прожжужал об истории рода Фандориных. А о твоей семье я почти ничего не знаю. Это нечестно. И вообще… Давай фотки посмотрим, и ты мне расскажешь…
– Давай, – мама хмыкнула и сползла с кровати, – сейчас альбом принесу.
Сердце у Гели колотилось быстро-быстро. «Значит, так. Поля Рындина треснулась головой два раза. С первым все понятно. А вот со вторым… Как она попала домой? Надо осторожно расспросить маму… Вдруг? Ну, а вдруг?»
Алтын Фархатовна вернулась, сгрузила дочери на колени большой потертый плюшевый альбом, ноутбук и обувную коробку.
– Хотела мамуле сюрприз сделать, – объяснила она, – отсканить фотки, поправить кое-что в фотошопе. А то некоторые уже совсем потрескались, чуть не разваливаются от старости… – Алтын Фархатовна открыла коробку, но там лежали не фотографии, а целая куча шоколадных батончиков и всяких конфет.
– Откуда дровишки? – удивилась Геля.
– Ластик под кроватью прятал. А я нашла. – Мама с разбойничьей улыбкой взяла из коробки самый большой батончик и вручила Геле. – Пришлось реквизировать.
– Ну да. От сладкого ужасно зубы портятся, – лицемерно поддакнула девочка, разом отхватывая чуть не половину шоколадки и жмурясь от удовольствия. – Мам, фотефь куфочек? Офень фкуфно!
– Угу. – Мама рассеянно откусила от батончика, перелистывая альбом. – Так о чем ты? Ах да. Как бабушка Поля дважды стукнулась головой. Романтическая история…
– Что же романтического в сотрясении мозга? – Геля потянулась за следующей конфетой.
– Разве я тебе не рассказывала? В первый раз бабушке просто отшибло память. Три месяца ходила сама не своя, как лунатик. Но вторая травма вправила ей мозги обратно и подарила любовь всей жизни…
– Что? – Геля чуть не подавилась братской шоколадиной. – Как – любовь? Какую еще любовь?!