— Ладно, — согласилась я, — но сначала пусть Марго ответит еще на кое-какие вопросы. Рита, помните, Прохор в офисе Бонч-Бруевич надавал вам пощечин?

Ермакова потупилась.

— Такое не забудешь.

Я продолжала:

— Вы потеряли самоконтроль, впали в истерику и сказали Екатерине, что знаете про девяносто четвертый год, армию, лебедя и если намекнете об этом Прохору, он из страха будет исполнять все ваши желания. О чем шла речь?

— Не знаю, — выдохнула Маргарита.

Я повернулась к Воротникову.

— Владелица «Мезона» прекрасно помнит слова своей сотрудницы, глупо отрицать, что Рита их произносила.

Ермакова чуть повысила голос:

— Не спорю, говорила это. Но я просто повторила чужие слова, не понимая, о чем речь.

— Объясните, — потребовала я.

Собеседница втянула ноги на диван.

— Очень холодно. Меня трясет.

Федор быстро поправил плед, Рита закуталась в него и завела рассказ.

…Примерно за неделю до того, как Маргарита застала Прохора и Лидию на семейной кровати, они с мужем пошли в торговый центр «Лада». Около него работал приют для бомжей, там бесплатная столовая и ночлежка. Его содержала богатая благотворительница, и Ермакова туда иногда отдавала старые вещи. В тот день как раз сложила пару спортивных костюмов, из которых Любочка выросла, и решила по дороге в магазин занести их в приют. Прохор остался снаружи, а Рита зашла в здание. Когда снова на улице оказалась, увидела, что муж разговаривает с каким-то потасканным субъектом на костылях. Заметив ее, Прохор сразу от маргинала отошел. Мужик тут же окликнул его:

— Эй, ты куда? А деньги?

Проша вдруг велел жене:

— Дай ему пять тысяч.

Ермакова разозлилась, крикнула попрошайке:

— Еще чего! Наглый ты тип! Работать надо, еще ведь не старик. Если сейчас милостыню получишь, сразу за водкой поскачешь или наркоту купишь. Не на добро деньги пойдут, знаю я таких, как ты.

Бродяга на Прохора пальцем показал и заржал:

— Завтра принесешь. Я тут каждый день стою. Имя мое не забыл? Витек я. Чего ногами к асфальту прикипел? Напомнить тебе про девяносто четвертый год, лебедя и армию? Ха! У меня голова хорошо работает, я ничего не забыл! Все рассказать могу!

Прохор застыл как вкопанный, а бомж давай ржать:

— Что? Обосрался? Думал, у меня маразм? Хрен тебе! Теперь будешь делать все, что я захочу. И денег припрешь, и ботинки мне почистишь. А то, выходит, я никто, а ты крутой бизнесмен на джипе? Баба-то твоя в курсе, с кем живет? Нет, пятью тыщами ты от меня не отделаешься, заплатишь, скока потребую, иначе… лебедь, армия, девяносто четвертый год.

Муж схватил Маргариту за руку и потащил прочь.

— Откуда ты этого маргинала знаешь? — удивилась она. — О чем он говорил?

— Какой-то сумасшедший, — ответил Прохор, — явный псих. Пожалел убогого, хотел ему немного деньжат дать, а в кармане налички нет. Но ты права, такому помогать не стоит.

Марго поняла: супруг чего-то недоговаривает. К тому же до этого дня она ни разу не видела, чтобы Проша милостыню подавал. Наоборот, к нищим с презрением относился, говорил: «Сами виноваты, что на улице живут». С чего тогда требовал инвалиду аж пять тысяч вручить? И Прохор явно напоминания маргинала про девяносто четвертый год, армию и лебедя испугался. Когда ее к магазину тащил, рука у него ледяная была и тряслась. Едва они в молл вошли, Прохор в кофейню помчался, а жену в супермаркет отправил, приказал купить коньяк. Она принесла бутылку, он влил в кофе спиртное и выпил. А ведь никогда так раньше не делал. По магазинам супруги не пробежались — у Прохора голова заболела, сказал, что домой хочет. Через полчаса, когда его наконец колотить перестало, он потащил Риту к выходу. Но не к тому, который рядом с приютом, а к боковому. А там сунул ей в руку ключи от джипа и велел подогнать его к дверям, а сам сесть за руль отказался. Марго видела: перепугался ее благоверный до ужаса…