— Что тут произошло? — Олег сел и громко рыгнул. — Зараза. Такое ощущение, будто во рту собаки насрали.

— Колбаски несвежей навернул, — любезно пояснил Миллер. — Фунтов шесть, не меньше. Но это лучше чем вон то, — указал он на растерзанный труп.

— Не понял, — поморщился Олег, поднимаясь на ноги.

— Ты пытался добраться до неё, — взял слово Ларс, — чтобы, как мы предполагаем, съесть.

— Ерунда какая-то. Быть такого не может.

— Звучит безумно, — согласился Жером, — но так оно и выглядело. Ты вёл себя, как чёртов зомби. Мы еле удержали. Что, совсем ничего не помнишь?

— Помню, хлеб ел, а потом... Больше ничего.

— Если восстановление двух пальцев приводит к такому, — глубокомысленно начал Ларс, — то лучше иметь под рукой побольше белковой пищи в момент поглощения души.

— А ещё лучше — оставаться целым, — подытожил Дик.

Разжившись хлебом, сушёным мясом, питьевой водой и горстью монет со львом на гербе, четвёрка покинула Дерранд и отправилась дальше, по единственной дороге, уходящей на запад от мёртвого селения. Позади забрезжил рассвет, оттеняя Чёрный лес, нависающий над дымящимися руинами и раскинувшейся во все стороны, покуда хватало глаз, пустошью с её редкими деревьями, искорёженными и скрученными, будто их ввинтили в эту каменистую землю.

— Жутко здесь, — поделился мнением Клозен, в очередной раз окидывая взглядом безрадостную картину в серо-бурых тонах. — Жутко, холодно и тихо... как в могиле.

— Я же просил, — скрипнул зубами Дик.

— Извини.

— Вам не кажется, что тут слишком уж безлюдно? — поинтересовался Ларс.

— Не скажу, что мне от этого плохо, — заметил Миллер.

— Да, но... Мы идём уже пять часов, а вокруг никаких признаков жизни. Разве поблизости от города не должно быть... хоть чего-то?

— Кто сказал, что мы поблизости от города? Не хочу тебя расстраивать, приятель, но все наши познания о местной географии мы получили от крысы, которая хотела нас убить. Этот Швацвальд может находиться где угодно, если вообще существует.

— Есть дорога, — присоединился к беседе Олег. — Она не может вести в никуда.

— Ты уверен? — покосился Жером на проглядывающие сквозь сухую придорожную траву выбеленные временем кости крупного животного.

— Уверен.

— Что ж, могу только позавидовать. На прошлой неделе я был уверен, что нет на свете зла большего, чем домовладелец, пришедший за квартплатой. Что самое мерзкое — это остывший кофе за два евро. А самое жуткое — кокс с детской присыпкой. Сегодняшнее утро я начал, вынимая чужую кость из своих кишок. И, знаешь, я мало в чём теперь уверен.

— Мне казалось, вы, французы, такие жизнерадостные, неунывающие, — усмехнулся Дик. — Выше нос. Сейчас тебя, по крайней мере, не пытаются убить. Жизнь налаживается. Вот дерьмо... — поднял он взгляд к красновато-серому затянутому тучами небу и стёр с лица упавшие капли.

Дождь, едва начавшись, уже через минуту превратился в настоящий ливень. Ветер хлестал путников холодными струями. Грунтовая дорога стремительно превращалась в русло ручья. Глина хлюпала и скользила под ногами. Мокрая и продрогшая до костей четвёрка понуро брела навстречу плотным серым стенам воды, соединившим неприветливую землю и ревниво соревнующееся с нею в неприветливости небо.