Неожиданно что-то шевельнулось в душе – это ведь не просто ребенок, это ведь мой сын, которого я, правда, никогда не видел. Преодолев тысячи километров, я внезапно осознал, что значит для меня это место, кто ждет меня здесь. Захотелось поступить просто – пойти и взять силой то, что принадлежит нам по высшему праву – праву жизни. Усилием воли подавив глупое желание, я посмотрел на мою скелле – как бы ее ни тренировали, но природа, женская природа должна была взять свое. Ана, молчаливая и спокойная, увлеченно занималась поздним завтраком, поглядывая на меня. Заметив мой взгляд, она замерла:

– Что?

– Потерпи еще немного. Надо чуть-чуть поработать.

Лицо девушки немного дрогнуло, и привычная маска скелле проступила на нем:

– Ну так работай, а не болтай.

Я вздохнул резонному замечанию и вернулся к планшету, который готовил к предстоящей аэрофотосъемке. Единственным способом быстро составить адекватный план монастыря было сфотографировать его с воздуха. Делать это предстояло под некоторым углом, так как летать прямо над поселком было неразумно. И я сейчас рылся во встроенном фоторедакторе, исследуя возможность искажать изображение, как бы придавая ему наклон. Позже я нанесу на этот план азимуты на маяк, снятые при непосредственном наблюдении на местности с разных точек. По их пересечениям я смогу определить с большой вероятностью, в каком домике расположилась кормилица с ребенком. Даже если Тарнух спит где-то в другом месте, то он наверняка посещает их несколько раз в день. Я лично видел его забирающим молоко для напарницы – маловероятно, что его он потом передает через кого-либо. У него слишком важный статус, он – ближайшее силовое прикрытие ребенка. И бог весть какие инструкции ему даны на незапланированный случай?

Лететь предстояло Ане. Моя задача – фотографирование. И я отправился снимать двери с самолета – если бы не необходимость в трансокеанских перелетах, я бы снял их совершенно. Всякий раз, как надо использовать летающую машину не как простое транспортное средство, мне приходится корячиться с этим створками.

Лобовое стекло фактически не перенесло путешествие. Лучшее, что с ним можно было сделать – убрать с машины. Удерживала лишь гипотетическая необходимость обратного перелета. Но и летать, ориентируясь лишь по боковушкам, было невозможно. Особенно когда речь шла о фактически рискованном разведывательном полете. Надо было хорошо наблюдать землю, чтобы избежать риска быть обнаруженным. Я не сомневался, что если нас засекут, то ребенка в лучшем случае перепрячут или возьмут под усиленную охрану самих скелле. В этот случае мы потеряем то преимущество, которое сейчас имели благодаря моей видимой для скелле стерильности как мага и неожиданности от нашего стремительного прибытия.

Поколебавшись, я все-таки решил его снять, хотя это и грозило окончательно испортить стекло. На практике это вылилось в лишние несколько часов напряженной работы.

Когда все было готово, день уже перевалил далеко за середину. Ана нырнула в остывающую после снятия стекла кабину, я готовил метатель, подвешивая его на веревках в дверном проеме, – мало ли что случится, у нас будет какой-никакой аргумент. В конце концов, я, сидя в дверном проеме, махнул девушке рукой: