Например, она точно знает, что такое любовь. Любовь — это когда тебя жалеют, если больно, покупают два мороженых сразу и не ругают за разбитую чашку. Это цветные леденцы в прозрачном пакетике, носки со смешными котами и столько наклеек, что хватит обклеить весь дом. Это быстрый поцелуй в макушку перед сном и гордость в голосе, когда речь заходит о тебе.

Это то, чего катастрофически мало, с бисеринку.

Тут мы с ней сходимся во мнениях.

Я дёргаю плечом, прогоняя зрак прошлого, откидываю голову назад и смотрю в прозрачное чистое небо, пока совсем по-летнему горячее солнце ползёт по земле и плечам. В такую погоду грешно страдать о чём-то большем, чем порванный ремешок босоножки.

Лариса Васильевна мелькает в окне, вроде бы занятая своими бесчисленными делами, но я знаю — приглядывает. С ней так запросто обо всём не поговоришь, шутки не пошутишь, но в её присутствии жизнь перестаёт быть запутанной и неустойчивой. Мне нравится это чувство.

Во дворе и доме всё как-то притихло, затаилось. Даже ветер колышет ветки беззвучно.

Мы ждём вечера.

С каждым часом узел в моём животе стягивается всё сильнее.

— Едет?

— Едет!

Все на ушах, даже Арт перебирает сцепленные в замок пальцы — видать, сходит с ума от беспокойства. Казалось бы, ну мне какое дело, чужая компания, чужие заботы, ан нет. Тоже заразилась бациллой тревожности и сползла на самый краешек кресла, прислушиваясь к разговорам.

Полночь давно минула. Макса ждали двумя часами ранее, но переговоры затянулись, и теперь все наперебой высказывали мнения, почему. Сам он ничего сообщать не пожелал, лишь скинул Кикиру короткое: «Скоро будем», имея в виду себя и Федю-водителя, единственного сопровождающего из числа ближнего круга. Лизка, которая здесь уже прописалась, хватает меня за плечи и раскачивает из стороны в сторону, от волнения похожая на ребёнка перед утренником. В стороне заламывает руки Валера, которому пришлось отослать помощниц и тащить непосильный груз ответственности за мой презентабельный вид самостоятельно.

Внезапно появляется ещё одно растерянное лицо в деловом костюме, Рита, которую я смутно припоминаю по «Лондону» — а скорее не припоминаю, а просто догадываюсь, что это она, по чужим приветствиям и вопросам. Холёная девушка со строгим лицом и плотно сжатыми губами, в которых читается характер. Кикир немедленно начинает вокруг неё увиваться, и я мысленно фыркаю — не в этой жизни, дружок. Моё недоумение по поводу её присутствия немного рассеивается, когда выясняется, что штатный фотограф на прошлой неделе неудачно съехал по чёрной трассе в Красной поляне. Цветовой каламбур приводит Кикира в бешеный восторг. «Небось, ещё и синий был», — говорит он, крайне довольный собой и немедленно косится в сторону Риты, ждёт реакции. Та вздыхает с такой мукой, что я сочувственно подливаю ей в стакан с тающим льдом.

Странно понимать, что прямо сейчас завершается история, ради которой я здесь. Единственная причина, по которой я не дома в собственной кроватке, ощущения от которой уже забыла. Все присутствующие пытаются вести себя, как обычно, но то и дело замирают, прислушиваясь к звукам снаружи дома. От этого контракта зависит так много, его вынашивали и выглаживали, вон, даже супругу организовали для подмасливания принципиального партнёра. И сегодня всё решится. Скорее всего, уже решилось — и от этого накрывает чувство нереальности, будто наша комната и люди в ней существует в отдельном измерении, непроницаемом для обычного мира и его новостей.