В кабинете судьи Бакли отбросил в сторону приличия.

— Это же просто дикость, судья! Присяжные не в состоянии шевелить мозгами в таком хаосе. Это же явная попытка запугать жюри!

— Мне и самому это не нравится, — отвечал Нуз.

— Это было запланировано! Без умысла здесь не обошлось! — распалял себя окружной прокурор.

— Выглядит некрасиво, — кивнул Нуз.

— Я почти готов подать протест о нарушении законности в ходе процесса!

— Вряд ли я смогу его принять. Что скажешь ты, Джейк?

Джейк улыбнулся и после секундной паузы бросил:

— Свободу Карлу Ли!

— Очень остроумно, — прорычал Бакли. — Похоже, это ваших рук дело.

— Нет. Если вы вспомните, мистер Бакли, я пытался не допустить этого. Несколько раз я подавал заявление о переносе места процесса. Неоднократно говорил, что суд не должен проходить в этом здании. Но вы настаивали, чтобы он был здесь, мистер Бакли, а вы, судья, поддерживали эту идею. Жаловаться теперь с вашей стороны неразумно.

Джейк и сам удивился уверенности, с которой говорил. Бакли буркнул что-то и уставился в окно.

— Вы только посмотрите на них. Черные дикари. Их тут тысяч десять.

После полудня их стало уже пятнадцать. Проехавшие сотни миль машины — некоторые из них были с теннессийскими номерами — стояли вдоль обочин дорог даже за пределами города. Их пассажиры пешком шли две, а то и три мили под палящим солнцем, чтобы присоединиться к своим собратьям, окружившим здание суда.

Настроены все были очень мирно. Эйджи дал команду обедать, и люди начали открывать корзинки с провизией, термосы, стали делиться и угощать друг друга. Они старались держаться в тени, но на всех ее никак не могло хватить: слишком мало вокруг было деревьев. В поисках воды и туалетов участники марша заполнили здание суда. Они прохаживались по тротуарам, заглядывая в витрины закрытых магазинов и лавок. Опасаясь неожиданностей, кафе и чайная на обеденный перерыв вовсе закрыли свои двери. Очередь к Клоду растянулась на полтора квартала.

Джейк, Гарри Рекс и Люсьен сидели на балконе и наслаждались представшим перед ними зрелищем. На столике рядом с ними стоял кувшин с холодной «Маргаритой», медленно, но неуклонно убывавшей. Временами вся троица начинала вторить толпе внизу: «Свободу Карлу Ли!» или же подтягивала мелодию «We Shall Overcome», слов которой никто, кроме Люсьена, не знал. Люсьен выучил их еще в славные шестидесятые, когда борьба за равноправие вступала в силу. Он хвастался тем, что был единственным белым в округе, знавшим каждую строку каждого куплета. Между глотками коктейля он пояснил своим друзьям, что ходил в те годы в негритянскую церковь, поскольку его собственная церковь отказалась пускать в храм чернокожих. Подтолкнуло его к такому решению то, что во время последней трехчасовой проповеди с ним случился прострел в пояснице. Нет, сказал себе Люсьен, такой жертвы религия белых от него не дождется. Тем не менее деньги на счет своей старой церкви он продолжал перечислять регулярно.

Время от времени у офиса останавливалась группа телевизионщиков, принимавшихся забрасывать Джейка вопросами. Тот делал вид, что не слышит их, а под конец на все вопросы стал отвечать упрямым: «Свободу Карлу Ли!»