— Знаешь, Боб, лучше бы ты вынул оттуда руку, — настаивал я на своем, мысленно представляя, как буду гоняться за пчелами со свернутым в трубку журналом, сшибая их одну за другой, словно сбежавших из тюрьмы преступников из какого-то старого фильма. Но ни одна из них не покинула ящик… по крайней мере пока.

— Расслабься, Хови. Ты видел когда-нибудь, чтобы пчела ужалила цветок? Или хотя бы слышал об этом?

— Ты не очень похож на цветок.

— Ты что, полагаешь, пчелы знают, как выглядит цветок? — рассмеялся он. — У них о виде цветка не больше представления, чем у нас с тобой — о чем поет ветер. Они знают, что я сладкий, потому что я выделяю с потом диоксин сахарозы… наряду с тридцатью семью другими диоксинами, и это лишь те, которые нам известны. — Он в задумчивости помолчал. — Хотя, должен признаться, вчера вечером я позаботился, чтобы себя подсластить. В самолете съел коробку вишни в шоколаде…

— О Бобби, господи!..

— …а в такси по дороге сюда еще парочку сливочного зефира.

Он запустил внутрь вторую руку и принялся осторожно счищать пчел с кисти. Я увидел, как он поморщился еще раз, прежде чем полностью освободился от них, после чего мне стало гораздо легче, потому что он вернул на место крышку ящика. На каждой руке у него набухли красные волдыри. Один — в центре левой ладони, другой — на правой, повыше, рядом с тем, что хироманты называют линией жизни. Его все-таки ужалили, но демонстрация показалась мне более чем убедительной: около четырех сотен, на глаз, пчел тщательно исследовали его. И лишь две ужалили.

Из кармашка для часов в своих джинсах он извлек маленькие щипчики и присел к моему письменному столу, предварительно сдвинув в сторону стопку рукописи, расположенную рядом с «Ванг-микро», которой я пользовался в то время, и настроил мою тензорную лампу так, чтобы она давала сильный и узкий пучок света на поверхность стола вишневого дерева.

— Пишешь что-нибудь хорошее, Бо-Во? — между делом полюбопытствовал брат, и я почувствовал, как зашевелились волосы на загривке. Когда последний раз он обращался ко мне «Бо-Во»? В четыре года? Или в шесть? Черт, я и этого не помню. Он внимательно колдовал щипчиками над своей левой рукой. Я смог разглядеть, как он извлек нечто тоненькое, напоминающее волосок из ноздри, и положил в мою пепельницу.

— Статью о подделке картин для «Вэнити Фэйр», — ответил я. — Бобби, что ты все-таки задумал на этот раз?

— Ты не мог бы помочь мне вытащить второе? — с извиняющейся улыбкой попросил он, протягивая мне щипчики и правую руку. — Не могу отделаться от мысли, если я такой чертовски умный, так должен бы одинаково хорошо владеть обеими, но Ай-Кью моей левой руки, похоже, выше шести так и не поднялся.

Тот же знакомый Бобби.

Я подсел к нему, взял щипчики и начал приноравливаться вытащить пчелиное жало из покрасневшего волдыря рядом с тем местом, которое в его случае лучше было бы назвать линией смерти. Пока я этим занимался, он поведал мне, в чем разница между пчелами и осами, между водой в Ла-Плате и водой в Нью-Йорке, а также о том, как — черт подери! — все станет просто замечательно с помощью его воды и при небольшом содействии с моей стороны.